Четыре сестры милосердия Американского Красного Креста мрачно окружили операционный стол. Доктор Макдональд указал на две забинтованные культи: одна нога была отнята по лодыжку, другая, по всей видимости, до середины голени.

– Это русский, – сказал доктор. – Он был ранен выстрелом навылет. Восемь дней он пролежал в траншее, не получая никакой помощи, и отморозил ноги. Его взяли в товарный состав, и час назад, когда он поступил к нам, ступней у него уже не было – несомненно, они отпали в вагоне, поскольку мы их так и не нашли, и из открытых вен у бедного малого вытекала последняя кровь. Мы принесли его сюда и перебинтовали, но ему осталось жить считаные минуты. У него уже не прощупывается пульс. Подойдите, взгляните на него.

Леденящее душу зрелище

Читатель, подойди и взгляни со мной вместе! От этого зрелища у меня сжалось сердце. Доктор взял меня за руку. Я отводила глаза от лица, на которое боялась смотреть.

– Посмотрите на его тело, – сказал доктор. Я посмотрела – и содрогнулась. Смертная гипсовая бледность. Ребра прорывают кожу. Один скелет, кости, лишенные плоти.

Голова повернулась. Огромные ввалившиеся глаза взглянули в мои. Я замерла на месте – парализованная, подавленная, с удрученным сердцем. Эти огромные ввалившиеся глаза искали мой взгляд. Они вопрошали меня о чем-то. Через них его душа говорила с моей. Его губы раздвинулись и исторгли хрип, стон, выражавший не только физическую агонию: он говорил. Я не могла его понять. Звук его слов навсегда отпечатался в моих ушах: в нем была мольба, тоска, знание!

– Что он сказал? – воскликнула я, не в силах этого вынести. – Неужели никто не понимает? Неужели вы не можете найти кого-нибудь, кто сможет с ним поговорить?

Одна из сестер погладила его лоб. Санитар быстро растирал бледные, бледные руки.

– Санитар понимает, – сказал доктор, а затем, обращаясь к санитару: – Что он сказал?

Он позвал детей

– Он зовет своих детей, – был тихий ответ.

Запавшие черные глаза снова задвигались, ища мои. Я не могла выдержать их немой вопрос: мне нечего было ответить.

– Отпустите меня! – сказала я доктору.

Тихие стоны, казалось, звали меня назад, но я решительно устремилась к двери и дальше по коридору.

– Как могут императоры, цари и короли спать по ночам, видя эту кровавую бойню? – спросила я доктора.

Он мягко ответил:

– Они не глядят.

«Осознать подобный ужас можно, только увидев его своими глазами».

– Мисс Блай! – крикнул фон Ляйденфрост[77], бегущий по коридору. – Бедный малый только что умер!

И это только один случай. Проделайте путь по дороге, ведущей от поля сражения; осмотрите поезда; раненые, обмороженные, оголодавшие тысячами умирают здесь в страшных мучениях – не сотнями, тысячами. И пока они умирают, тысячи других отправляются в те же кишащие паразитами окопы, чтобы быть перебитыми точно так же.