Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Высшая честь, мой царь, — сказал он, присаживаясь за стол по правую руку от Сменхкары после его приглашения.
Тхуту подождал, пока устроится Тутанхатон, и последовал его примеру.
Десять слуп по два для каждого ужинавшего и еще два виночерпия находились в пределах слышимости в большом зале Царского дворца. Перед каждым слуги поставили алебастровые тарелки, а посередине — большое блюдо с вареными утиными яйцами, присыпанными зернами горчицы и шафраном. Большие кубки из переливающегося стекла были наполнены вином.
При первом же глотке глаза Панезия округлились. Даже его повар не умел готовить такие неожиданно изысканные блюда.
— Почтенный Панезий, — начал Сменхкара, — мы готовим церемонию коронации и хотели бы выслушать твои советы.
— Возрождение царского дерева радует сердца богов, — нравоучительно произнес Панезий.
Это был способ напомнить о существовании других богов, существующих помимо Атона. Великий жрец, у которого были свои уши во дворцах, был в курсе того, что в номы отправлены известия. Почти все провинциальные писари выполняли поручения различных чиновников, а рты у них не были на замках.
— Чтобы восстановить гармонию между земными служителями и божествами, — продолжил Сменхкара, — мы попросили высших жрецов из сорока двух номов собраться в Ахетатоне.
— Гармония — небесное благословение, мой царь, — заметил Панезий. — Ее создают сердца богов, бьющиеся в унисон.
Сменхкара жестом разрешил Тхуту говорить.
— Ты знаешь своих соратников, — сказал советник. — Правда, вы видитесь не часто. Какой, по твоему мнению, будет их реакция?
— Как они могут не откликнуться на почтенное приглашение царя? Им недоставало заботы царя Двух Земель.
Тутанхатон внимательно слушал эту витиеватую речь. Он отметил, что Панезий сказал «царя Двух Земель», а не «их царя».
— Какова твоя реакция как Главного служителя Атона, культ которого навязал Ахетатону усопший царь?
— Разве Атон не был изначально воплощением Непознаваемого Существа? — улыбаясь, вопросом на вопрос ответил Панезий. — Мудрость нашего божественного царя Эхнеферура, — он абсолютно точно выговорил имя, и это означало, что он правильно понял его значение, — состоит в том, что он понимает необходимость поливать корни нашего поклонения этому богу.
Другими словами, он не видел препятствий к тому, чтобы приравнять Атона к другим божествам.
— Что ты ответишь тем, кто не согласится с царской волей избрать этого бога высшим божеством?
Панезий проглотил последний кусок яйца с горчицей. Его лицо выражало крайнее сожаление. Затем он сделал несколько маленьких глотков вина, чтобы дать себе время подумать.
— Могущество божеств непреодолимо. Атон, слугой которого я являюсь, избрал для его проявления упокоившегося монарха. Он наполнил его своим сиянием так, что этот блеск затмил Других богов, как случается с теми, кто смотрит на солнце и не может различить ничего другого в мире. Наш покойный царь был возлюбленным Атона, — завершил он свою речь, отводя взгляд в сторону, чтобы никто не усмотрел в его словах намека на другую связь.
— Думаешь ли ты, почитаемый слуга Атона, что они выдвинут свои условия? — спросил Сменхкара.
Слуга поставил на стол блюдо с кусочками курицы — редкой птицы с белым мясом, которую подавали только по особому случаю. Панезий обратил на него взгляд гурмана и ответил:
— Я не могу знать, мой царь, что решат головы сорока двух моих соратников. Я могу только предполагать, что они будут надеяться получить знак, подтверждающий решение воплощения божества, которым ты являешься.
— Какой именно?
Поскольку Сменхкара уже положил себе мясо, Панезий взял тонкими пальцами белую грудку птицы и, улыбаясь, повернулся к хозяину.
— Разве имя, выбранное моим царем, не знак?
— Коронация в Фивах! — выкрикнул Тутанхатон.
Это были его первые слова с начала ужина. Три головы повернулись в его сторону, и Сменхкара искренне рассмеялся. Панезий наклонил голову и устремил взгляд ночного хищника на мальчика.
— Это сказал ребенок Хорус.
Он закончил жевать нежную грудку, обглодал косточки крылышка и добавил:
— Это не все, мой царь. Не находится ли сердце посредине груди?
Сменхкара удивился очевидному утверждению, а великий жрец продолжил:
— А не является ли царь сердцем царства?
Последовала короткая пауза, прерванная Тхуту:
— Значит, царь должен перенести столицу в Фивы?
Панезий утвердительно прикрыл глаза.
— А что же будет с Ахетатоном?
— Он останется подарком Атона людям.
— Ты так легко это принимаешь, почтенный слуга Атона!
— Как, господин, я могу противиться тому, что умножает славу моего царя и обеспечивает безмятежность его правления?
«Похвальная преданность, — подумал Тхуту. — Правда, есть одно уточнение: Ахетатон станет сорок третьим номом. А помимо сохранения уважения своих коллег и своего поста Панезий будет пользоваться привилегиями глав остальных номов: он уже не будет так зависеть от царя, завладеет землями и, наконец, разбогатеет».
Пока же согласно установившимся в Ахетатоне правилам ему разрешалось владеть лишь небольшими участками земли и жить практически только благодаря царской щедрости. Усопший царь держал своих служителей культа в строгости, стремясь подавить в них желание наживы, присущее всем священнослужителям.
— Готов ли ты, почтенный служитель Атона, отстаивать эту точку зрения перед твоими соратниками, когда они соберутся в Ахетатоне? — спросил Сменхкара.
— Мой царь, разве суть мудрых слов не состоит в том, чтобы отражать очевидное? Если бы я не был уверен в правдивости твоих слов еще до того, как ты их произнес, разве я принял бы твое предвидение?
Это означало, что Панезий понял, чего от него ожидали, и выразил свое согласие.
Но Тхуту казался озабоченным. Сменхкара спросил о причине его беспокойства.
— Мой царь, я считаю, что мы слишком уступаем священнослужителям. Они вообразят себе, что ты готов броситься к ним в объятья и что коронация в Фивах — твое самое сокровенное желание. Они станут требовать больше. Коронация в Фивах Должна быть представлена как большая уступка с твоей стороны, на которую ты согласишься только в случае, если твои требования будут выполнены. Это обеспечит сильную позицию почтенному Панезию на переговорах.
— Но как же нам добиться желаемого?
— Это просто, мой царь: начни приготовления к коронации в Ахетатоне.
Сменхкара был удивлен, его охватили сомнения. Это предложение казалось заманчивым, но возникал вопрос: не было ли оно свидетельством предательства Тхуту? Панезий также казался удивленным.