Он не мог отпустить ее, не сказав ей. 

— Я знаю, что уже слишком поздно, но я дурак, когда дело касается любви, но я хочу, чтобы ты знала, что между нами была любовь. Есть любовь, которую я испытываю к тебе.

Она проглотила рыдание. Так мило с его стороны сказать ей это сейчас, когда он сажал ее в самолет, чтобы улететь. 

— Ты называешь любовью судить кого-то как виновного, прежде чем даже спросить у него правду? Ты называешь любовью обращаться с тем человеком как с преступником? Потому что, если ты так думаешь, у тебя очень искаженное представление о любви.

— Тора, мне так жаль. Я не хотел верить, что это правда, но ты сказала, что не имеешь никакого отношения к своему кузену, но были доказательства, что ты говорила с ним совсем недавно. Я почувствовал себя преданным и обманутым, и это снова было похоже на моего отца, только на этот раз это была ты, и это было в сто раз больнее.

Она уставилась на него. 

— Мой дорогой кузен украл мое наследство. Все деньги из наследства моих родителей. Все деньги, которые я обещала Салли и Стиву. Я только что вернулась со встречи с ним, где он сообщил мне радостную новость о том, что все деньги пропали. Как ты думаешь, почему я была так зла в ту ночь в баре?

Он опустил голову. 

— Боже, какой же я дурак. Я никогда не заглажу перед тобой ту обиду, которую причинил тебе.

— Нет, — Сказала она. — Ты прав. Прощай, Рашид. — И она повернулась и побежала вверх по лестнице в самолет, зная, что ей нужно укрыться в безопасном салоне, пока она не потеряла его окончательно. Зная, что она должна была сбежать, пока у нее был шанс, пока у нее еще оставался последний клочок достоинства, даже если ее сердце было разбито на мелкие кусочки.

* * *

Что-то было не так. Тора моргнул, приходя в себя после мучительного сна.

  — Мы заходим на посадку, — сказала стюардесса.

— Уже? — Спросила Тора, понимая, что не могла спать так долго.

— Да, — повторила она, убирая чашки и тарелки. — Если вы выглянете в окно, то увидите впереди огни Кельна.

Кельн?

— Мы в Германии?

— Ну конечно, вы разве не знали?

* * *

Салли так крепко обняла свою подругу, когда Тора добралась до больницы, что ей показалось, что та может разорваться пополам, но она ничуть не возражала. 

— Я не могла в это поверить, когда услышала, что ты приедешь. И теперь ты здесь! — Она снова обняла ее.

— Как поживает Стив? — Спросила Тора, надеясь сверх всякой надежды, что счастье Салли было вызвано не только ее приездом.

Салли улыбнулась сквозь стиснутые зубы, робкой улыбкой оптимизма. 

— Мы думали, что это конец, это выглядело как конец и врачи предложили попробовать что-то экспериментальное, но это было так дорого, и я не могла себе этого позволить, но потом какой-то анонимный благотворитель связался с клиникой только вчера вечером и попросил их продолжать. — Она покачала головой. — Ты не поверишь, как он изменился всего за несколько часов. Это чудо, — сказала она и снова упала в объятия своей подруги.

Анонимный благотворитель?

У Торы была подсказка, что она точно знала, кто это был и почему он это сделал.

Разбитое сердце сделало свои первые робкие шаги, чтобы исцелиться и снова полюбить.

* * *

Она была пьяна в стельку, когда писала это письмо. Кайфовала от жизни и от одной жизни в частности, который с каждым днем выглядел все более человечным по мере неуклонного выздоровления. Кайфовала от счастья, которое постоянно излучала ее подруга.

Она нажала "Отправить", выключила планшет и откинулась на спинку шезлонга в крошечной квартирке, которую делила с Салли, чувствуя, как учащенно бьется ее сердце.

Что ж, это было где-то там. Теперь все, что она могла сделать, это ждать.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Со двора шло свечение, исходившее изнутри Павильона Махаббы. И когда улыбающийся Карим провел ее внутрь, она поняла почему. Павильон был освещен тысячью свечей, их пламя мерцало и танцевало на ночном ветерке, и на мгновение, когда Карим исчез, было только кваканье и плеск лягушек среди лилий и навязчивые крики павлинов, когда она наблюдала за всем этим. А потом послышались шаги, он стоял в дверях, Рашид, ее Рашид, его смуглые черты лица и золотистая кожа выделялись на фоне белоснежных одежд. Такой красивый. 

Такая мрачная красота.

— Тора, — сказал он, моргая, как будто она была каким-то видением. —Но как?

— Карим помог мне.

— Ты вернулась, — сказал он, как будто не мог в это поверить, его глаза были полны удивления, когда он пожирал ее глазами.

— Как я могла не вернуться?

— Но после всего, что я сделал, после обиды, которую я причинил тебе.

— Кое-что ты сделал правильно. Ты помог Салли и Стиву, когда им больше некуда было обратиться. Ты сделал доброе дело. У Стива все хорошо. Это чудо, и мы все должны благодарить тебя.

— А что еще я мог сделать? Я должен был что-то сделать ради тебя.

— Великодушный поступок. Благодарю тебя.

— Спасибо, что пришла лично сказать мне это. — Он слегка вздохнул и коротко улыбнулся. Он был человеком в растерянности. — Ты хотела увидеть Атию? Сейчас она спит, но ты можешь остаться ненадолго?

— Я бы с удовольствием на нее посмотрела.

—Это хорошо. — Он огляделся, как будто ища Карима, и нахмурился, когда, казалось, впервые заметил свечи и украшения. — Я полагаю, Карим организовал для тебя номер люкс?

— Рашид.

— Что?

— Есть и другая причина, по которой я здесь.

Его глаза расширились. 

— Какая?

— Когда я уезжала отсюда, мне хотелось ненавидеть тебя. Ты усложнил это тем, что сделал для Салли и Стива...

— Это не искупает того, что я сделал.

— Я знаю. Но пока я сидела там, поддерживая Салли, у меня было время подумать. Я думала обо всем, что видела, как ты боролся с возложенными на тебя обязанностями, с требованиями и потребностями маленького ребенка, о котором ты не просил отца, который бросил тебя в одиночестве, даже если для того, чтобы защитить тебя, я думала обо всем этом времени, и знаю точно, ты хороший человек.

— Я не был добр к тебе.

— Не тогда, это правда, но какой мужчина поступил бы по-другому, когда он был подвержен потрясениям своей жизни, когда он чувствовал, что его предал самый важный из людей,