— И вы разрешили его отправить?

— А почему нет? В нем не сыскать ничего непристойного. Даже министр почт, полагаю, не нашел бы в нем никаких нарушений правил почтового ведомства. Почтовый сбор оплачен полностью. Насколько я могу судить, госпожа прокурор, письмо составлено в рамках закона.

Алекс так и тянуло наклониться и увесистой оплеухой сбить с его лица злорадную ухмылку. Порыв был настолько силен, что ей пришлось сжать пальцы в кулак, чтобы не дать руке воли.

— А вы прочли то, что между строк? Подписавшие, все, — она замолчала, считая подписи, — все четырнадцать человек, угрожают изгнать меня из города.

— Ну, что вы, мисс Гейтер, вовсе нет, — с показным возмущением сказал он. — У вас развился синдром преследования, после того как вы наткнулись на зарезанного Клейстера. В этом письме просто подчеркнуто все то, о чем я вам и так без конца толкую. Ангус с сыном очень многое значат для нашего города. И ипподром тоже. Известно же: куда легче обратить на себя внимание, если вдарить человеку не по яйцам, а по его счету в банке. Вы поставили под угрозу весьма значительные капиталовложения. И думали, люди будут стоять и спокойно смотреть, как из-за вашей мстительности их мечты летят псу под хвост?

— Дело совсем не в мести. Я веду законное и давно назревшее расследование судопроизводства, в котором была допущена серьезная ошибка.

— Хватит, увольте.

— Прокурор округа Трэвис дал санкцию на это расследование.

Он с недвусмысленным намеком оглядел ее и, растягивая слова, произнес:

— В обмен на что?

— О, вот это замечательно. И куда как профессионально, шериф. Когда запас корректных аргументов у вас истощается, вы принимаетесь обстреливать мою репутацию булыжниками чисто мужских оскорблений.

Трясущимися от злости руками она сунула письмо обратно в конверт, положила его в сумочку и решительно защелкнула замок.

— Я не обязана объяснять вам свои резоны, — сказала она. — Поймите только, я дела не брошу, пока не приду к каким-то удовлетворительным выводам относительно убийства матери.

— Ну, а я на вашем месте не стал бы опасаться нападения на свою особу, — со скучающим видом заметил Рид. — Как я уже объяснял, убийство Клейстера не имеет к вам ни малейшего отношения. Письмо подписали столпы местного общества — банкиры, бизнесмены, преподаватели и врачи. Вряд ли они вздумают навалиться на вас в темном переулке. Впрочем, — продолжал он, — я бы не советовал вам мотаться по злачным местам, как вы делали последние два вечера. Если вам так уж приспичило, могу порекомендовать пару неплохих парней.

Она презрительно посмотрела на него и вздохнула.

— Вы всех деловых женщин не любите или мой случай особенный?

— Ваш случай особенный.

Его грубость была вызывающе оскорбительна. Ее подмывало напомнить ему, что вчерашний поцелуй едва ли свидетельствовал о неприязни, но она удержалась. Решила не напоминать. Она и сама надеялась забыть о нем, притвориться, что его не было вовсе, но не могла. Ей стало казаться, что после него в ней самой что-то решительно и бесповоротно переменилось.

Нет, забыть его она не могла, но надеялась научиться справляться с воспоминаниями о нем и с навязчивым желанием, которое он разжег.

Его слова глубоко ранили ее. Она услышала собственный голос:

— Почему вы меня так не любите?

— Потому что вы лезете не в свое дело. Не люблю людей, которые суются не в свое дело.

— Но это мое дело.

— Каким же это образом? Вы еще в пеленки писали, когда убили Седину! — крикнул он.

— Я рада, что вы об этом заговорили. Мне, значит, было всего два месяца от роду. Что же она в таком случае делала ночью на ранчо?

Вопрос его ошеломил, но он быстро оправился.

— Забыл совсем. Слушайте, я же должен…

— Сомневаюсь, что вы когда-нибудь что-нибудь забываете, Рид Ламберт, хотя и притворяетесь очень старательно. Что она там делала? Пожалуйста, ответьте.

Он встал. Алекс тоже встала.

— Джуниор пригласил ее на ужин, вот и все.

— По какому-то особому случаю?

— Спросите у него.

— Я спрашиваю вас. По какому случаю? И не говорите, что не помните.

— Может, он ее пожалел.

— Пожалел? Почему?

— Потому что сидела в четырех стенах с ребенком и никуда не выходила. От ее светской жизни остался один пшик. Господи помилуй, ведь ей было всего-то восемнадцать.

Он обогнул Алекс и направился к двери.

Но Алекс ставить на этом точку не собиралась. Он хотел отделаться банальным объяснением. Не выйдет. Она ухватила его за руку и заставила повернуться к ней.

— А вы в тот вечер тоже у них ужинали?

— Да. — Он резко выдернул руку.

— И пробыли там весь вечер?

— Ушел перед десертом.

— Почему?

— Не люблю вишневый пирог.

Она застонала с досады.

— Ответьте, Рид. Почему вы ушли?

— У меня было свидание.

— С кем? Она по-прежнему живет в этом городе?

— Какая, черт возьми, разница?

— Она — это ваше алиби. Я хотела бы с ней поговорить.

— Забудьте. Я ее в это дело втягивать не стану ни За что.

— Возможно, все-таки придется; или же вы откажетесь от дачи показаний, сославшись на Пятую поправку, и тогда станет ясно, что вы что-то скрываете.

— Вы что, не отступаете никогда? — оскалившись, спросил он.

— Никогда. В ту ночь вы вернулись на ранчо?

— Нет.

— Совсем не вернулись?

— Совсем.

— Даже поспать?

— Я же сказал вам, у меня было свидание. — Он придвинул свое лицо так близко, что она ощутила на губах его дыхание. — А она была — огонь.

Он кивнул головой, словно подтверждал сказанное, и повернулся к двери.

— Мне пора в суд. Закройте дверь, когда будете уходить, ладно?

— Мисс Гейтер?

— Да. В чем дело?

Алекс не испытывала потребности в гостях. Последняя стычка с Ридом лишила ее сил. После вчерашнего нервы у нее были на взводе. Хотя Рид правдоподобно объяснил убийство этого Хикама, хотя она тоже пыталась рассуждать здраво — ничто не могло убедить ее, что ей не грозит опасность.

Поэтому, когда в дверь ее номера постучали, она, крадучись, подошла и посмотрела в глазок. На пороге стояла незнакомая, но с виду как будто безобидная пара. Алекс открыла дверь и выжидающе взглянула на них.