— Запомни, девочка, — снисходительно хмыкнула владелица, — если мужчина после ночи с женщиной несется сломя голову, опаздывая, значит, эта самая ночь удалась. А вот если он тайком, крадучись, пытается на заре смыться в окно, пока дама не проснулась… то тут уж надо думать о том, что утреннее разочарование победило вечерние ожидания.

После этих слов она приосанилась, а я улыбнулась ей во все тридцать два зуба, чуть дерзко и ехидно. Я знала, чем крыть. И моя собеседница это прекрасно почувствовала. Мы обе поняли друг друга, взбодрившись обоюдными колкостями получше чашки кофе. Не прозвучавшая ответная язвительная реплика, как ни странно, расположила ко мне комнатодательницу лучше, нежели любые комплименты и лесть.

— Далеко пойдешь, девка, — лишь хмыкнула она, закрывая свою дверь.

Я же поспешила на занятия. Сегодня они начинались в приюте.

Когда я пришла, несколько курсисток уже возились со своими малявочками. Кто-то осторожно пеленал, кто-то поил из рожка. Моя Бьянка пока спала: на животе, повернув голову вбок и выпятив попу вверх. Казалось, что в этой позе и находиться-то жутко неудобно, не то что сладко посапывать, но малышка лишь чмокала губками, блаженно закрыв глазки.

Запасшись информацией о вампирах впрок, я уже знала, что моя подопечная, несмотря на свой возраст, скоро начнет ползать. Вампиреныши встают на четвереньки, в отличие от человеческих детей, уже к двум месяцам. В четыре — уверенно сидят. В шесть — делают первые шаги. Да и все земные суеверия о том, что вампирчикам нужна свежесцеженная кровушка, оказались мифом. Просто витаминов им нужно больше — растут-то мелкие клыкастики не хуже телят. Вот и поят их мамашки соками. Ягодными. Чаще всего вишневыми или сливовыми. А что до укусов — то как и у всех младенцев, которые муслякают все подряд.

Жажда же у вампиров просыпается в подростковом возрасте. Тогда-то им и накладываются специальные клановые руны, сдерживающие эту тягу. Пить кровь разумных «методом прямого укуса», как гласили строки учебника, было запрещено законами империи. Правда, об умственно отсталых там не было и руны…

Официально вампиры могли купить сцеженной крови у любого, только проводить процедуру передачи красной руды надлежало в присутствии лекаря, который и заверял на пергаменте, что вреда здоровью кроведателя не нанесено. Но все же большинство клыкастиков предпочитало не выпендриваться с покупкой деликатесной человеческой крови, а вкушать свиную, заедая ее обычной людской пищей (нередко приправленной и чесночком), к которой упыриные желудки были весьма приспособлены. Необходимость же именно в кровушке, как утверждал Ехидный, была вызвана тем, что в ней содержались малой толикой вещества, необходимые именно вампирским организмам. Я провела параллель с рассказами подруг, находившихся в интересном положении: одна хотела до одури пожевать побелку, вторая бредила томатным соком, и… посочувствовала вампирам. Если у них такая же «хотелка», как у беременяшек, да еще всю жизнь…

Меж тем Бьянка начала просыпаться. А у соседней кроватки вовсю шла мелкая война младенца и курсистки. Той самой, в очках, с которой мы столкнулись у дверей экзаменационного кабинета.

Ей попался человеческий младенец, но чуть старше. Судя по карточке, закрепленной у кроватки, ему минуло уже полгода. Мужик — всегда мужик. Даже если его чресла прикрыты тканью. И не важно, что это за тряпочка — банное полотенце или пеленка.

Эту простую истину сейчас и доказывал младенец, похлопывая по груди свою няньку. Он отпихивал рожок с молоком, упирался ножками, задирал свой курносый нос и деловито стремился к девичьим прелестям.

— Вот ведь! — в сердцах выдохнула нянька, пытаясь убедить «мужика», что и в рожке молоко ничуть не хуже. Но, держа в одной руке упирающееся и голосящее чадо, а в другой — местный аналог детской бутылочки, заниматься уговорами сложно.

— Давай помогу, — предложила я, кося одним глазом на Бьянку.

Вампирочка, поворочавшись, вновь приснула.

— Спасибо, — кивнула курсистка.

Малец, которому все же сунули в крикливый рот рожок, втянул носом воздух и чуть недовольно засопел, причмокивая. Я, не особо задумываясь, погладила малыша по спине и что-то чуть слышно забормотала на ухо. Но дитю, судя по всему, это уже было безразлично.

Заметила, что мужчине вообще многое безразлично, когда его вкусно кормят. Можно даже раздеть догола, он и не заметит, если рот занят, а желудок благодарно урчит. И не имеет значения, о пеленках речь идет или о рубашках.

— Меня Натаниэль зовут. Можно просто Ната, — чуть смущаясь, протянула курсистка, когда с кормлением ее подопечного было покончено. — И еще раз спасибо за помощь. У нас с мужем детей нет, вот я и теряюсь.

Я смотрела на эту хрупкую девушку, назвать ее замужней дамой не поворачивался язык. Слово за слово, пока ухаживала за Бьянкой, кормила ее, играла, делала пометки в пергаменте, отмечая реакцию малышки на новые предметы, то, как она держит головку, поворачивается, мы с Натой разговорились. Общению на практике куратор не мешала, только напоминала, чтобы не забывали о главном и не повышали голоса. А потом был первый «коллоквиум». Мы должны были уложить спать наших младенцев.

Только тогда я, тряся малютку на руках, поняла в полной мере значение слова «ушатать». Я пробовала петь колыбельные, шипеть, даже сказку начала рассказывать, но при этом так сама хотела спать, что моего колобка сбила фура, едва он выкатился от бабушки с дедушкой.

Выручила меня Энжи, с мученическим вздохом сползшая с плеча.

— Только не спрашивай, откуда я это знаю, — пропищала она и… засунула свою лапку в рот малютке, пока куратор отвлеклась.

Бьянка, будто этого и ждала, присосалась к кулачку крысявки и затихла, а спустя пару минут и вовсе сладко сопела.

Прежде чем нас отпустить, куратор напомнила, что после полудня в расписании еще значатся «легенды и словесность». Как пояснила магесса Арелия, на сем занятии мы будем изучать детские сказки, песенки, потешки и зубрить их.

Кто бы сомневался.

В магистерию возвращались дружной щебечущей толпой.

На подходе к академии нас обогнул парень, вышедший из ворот. Все бы ничего, но он здорово задел мне плечо. Я потерла ушибленное место и уже хотела ответить, но когда обернулась — никого не было.

Вот только, войдя в ворота академии, я отметила, что сегодня студенческая суета какая-то уж больно волнительная, что ли…

— Вы что тут стоите? Пропустите все самое интересное! — сразу обращаясь ко всем курсисткам, крикнул какой-то паренек, деловито улепетывая в сторону мужских общежитий темной половины.

— А что там? — спросил кто-то из курсисток ему вдогонку.

— Самоубийство намечается! — крикнул он, сверкая пятками.

Я же, услышав об этом, рванула следом.

Когда добежала, взору предстала картина: на краю крыши башни — Уилл. Парень был настроен решительно, он даже уже шагнул, вот только Альт, схвативший его за руку, мешал ему упасть. Зато самоубийца своим весом неотвратимо подтаскивал моего муженька к краю крыши. Лететь, сорвись они, было этажей семь.