– Да, я понимаю. Всё будет хорошо, – говорит она Людмиле и отходит в сторону.

Пять автоматчиков остаются возле нас, остальные же отходят к землянке. Там кружком располагаются перевертни. Вскрываются банки с тушенкой, «завтраки туриста», перловая и гречневая каши. В животе начинает урчать. Чтобы как-то отвлечься, я начинаю разглядывать лежащего старика.

Богатырское тело укутано в мягкий мех, седая борода лежит поверх бурых волосков. Кажется, что могучий человек спит крепким сном, вот только грудь не вздымается и во лбу чернеет отверстие. Вот он какой – Волчий Пастырь. Курносый нос, резко очерченные скулы, глубокая складка между бровей. Огромные руки лежат поверх шерсти, ладони как лопаты для уборки снега. Каждый палец толщиной с мое запястье. Крутой дядька!

Негромкие команды раздаются по лагерю. Вячеслав заслоняет от посторонних глаз Людмилу, и та кормит Ульяну. Мы так и сидим под дулами автоматов, пока не сгустились сумерки.

За пределами поляны начинают выть волки, перевертни задирают головы к небу и отвечают им таким же тоскливым воем. Словно начались переговоры. Ульяна начинает хныкать от этой жуткой какофонии

– Заткнитесь же! – кричит Вячеслав. – Ребенка пугаете!

Тут же приклад автомата бьет ему по скуле. Командир автоматчиков с улыбкой смотрит на поднимающегося Вячеслава, словно приглашает кинуться и геройски умереть. Людмила хватает берендея за руку и шепчет одними губами. Я тоже приготовился перехватить его. На всякий случай. Он сдерживается. На щеке расцветает алым цветком рубец, но он сдерживается. А ведь известно, что нет ничего хуже для мужчины, чем удар по лицу. Не сомневаюсь, что будь Вячеслав один, то бросился бы без раздумий, но сейчас за спиной его женщина. И ребенок, пусть чужой, но ребенок и о них он должен думать в первую очередь. О них, а уже после о себе и попранной чести.

В зеленых глазах застывает лютая ненависть к командиру автоматчиков, ох и не поздоровилось тому, если бы встретились один на один. Тот лишь улыбается, показывая желтоватые зубы. Если бы он мог заглянуть на сутки вперед, то потратил бы на Вячеслава семь-восемь рожков, да вдобавок ещё бы и сжег тело между четырех идолов. А пока он улыбается… Глядя на него, оскалились и остальные автоматчики.

– Прикус бы тебе поправить, да боюсь, что поцарапаюсь и бешенство подхвачу, – сплевывает Вячеслав.

– Правильно боишься, берендей, – презрительно хмыкает командир. – Нас скоро все боятся будут.

Вячеслав собирается ещё что-то сказать и, возможно, в очередной раз получить прикладом, но рука Людмилы сжимается. Я бы и сам сейчас съездил по этим ухмыляющимся рожам – прекрасно понимаю чувства Вячеслава. Кинуться, разметать в стороны, как шар раскидывает кегли боулинга, отобрать автомат и стрелять, стрелять, стрелять… Останавливает осознание, что могут пострадать наши девчонки.

На поляне вовсю идет приготовление к воскрешению Волчьего Пастыря. Перевертни в человеческом обличии укладывают у возле алтаря пучки различных трав. Я вижу иван-чай, живокость, желтушник, омелу, осоку. Названия остальных трав к своему стыду не знаю, хоть и показывал мне Александр и называл их, но мысли в то время были далеки от желания запомнить. В то время я лишь думал, что он охотник и охотник на берендеев, то есть карающая рука оборотней.

Получено восьмое задание:

Спаси Пастыря

Вот это ни хрена себе…

Я протер глаза, но надпись осталась висеть в воздухе такая же яркая, как и была.

Беловолосый мужчина подбрасывает в костер ещё дров. Нам остаются сутки до воскрешения, поэтому я и поворачиваюсь к спутникам.

– Может, попробуем отдохнуть и сил набраться? Как в сказке говорится – утро вечера мудренее, – я подаю пример и ложусь на холодную землю.

Могу и простыть, но как-то не заглядываю так далеко. Моя жизнь может ограничиться завтрашней ночью, так что нужно быть готовым продать её подороже. За мать, за отца, за Александра с тетей Машей. За всех невинных, которых убили на кровавом пути к возрождению Волчьего Пастыря. Я почему-то уверен, что нам не дадут уйти живыми. Вот есть такое предчувствие, зудит и всё тут. Но страха нет. Есть лишь желание захватить с собой как можно больше спутников в ад для оборотней.

Вячеслав тоже ложится рядом, между нами протискивается Людмила с Ульяной. Малышка наелась и теперь тихо посапывает, похоже, что нахождение в тайге вызвало у ребенка насморк. И за это тоже ответят перевертни. Я смотрю в припухшее личико – как же она смогла меня вызвать? И почему не предупредила о засаде? Или мне это всё показалось?

Я чувствую себя давно сошедшим с ума человеком – сижу сейчас в палате с мягкими стенами, а всё это мне кажется: столбы с грозными ликами; ярко полыхающий костер; алтарь со старым богатырем; берендеи; перевертни; мрачная и холодная тайга. Да, всё это мне кажется. Переутомился с дипломом. Завтра проснусь и попрошу у доброго доктора таблеточку, чтобы вылечиться и не погружаться больше в мир оборотней. Никогда

До чего же в этом дурном сне злющие комары! Ночь – время выхода призраков… Я засыпаю.

Обряд

Не пересчитать сколько раз после бурных ночей я просыпался у друзей и долго не мог понять – где я и где мои вещи. Сквозь колокольный звон в голове пытался вспомнить – кто все эти люди и как я здесь оказался. Причем всегда пробуждение сопровождалось дикой слабостью в теле и ощущением, что около сотни котов устроили из моего рта общественный туалет.

Вот и сейчас я просыпаюсь с похожими ощущениями – холодная земля высосала за ночь половину жизненных сил. По поляне передвигаются хмурые люди, возле нас сидят угрюмые автоматчики, небо понемногу светлеет. Зато весело насвистывают ранние пташки, этим крохам не до наших проблем, у них своих дела и заботы.

– Кхык-кхык, у-а-а-а!! – занимается громким плачем Ульяна.

Какой-то комар, здоровенный как бык, присосался к детской щеке и тяжело взлетает, когда Людмила пытается его поймать. Он-то и разбудил ребенка, чье красное личико сморщилось от плача. Покачиваясь на ветру, как тяжелогруженый вертолет, вредное насекомое отправляется в сторону мохнатых лап ели, чтобы спрятаться в тени дерева от назойливых объектов питания. Так и хотелось поймать этого наглеца и выдавить кровь обратно, но комар удачно скрывается от наших хлопков и мелькающих рук.

Теперь мы были пищей…

– Тс-с-с, комарик укусил. Ай-ай-ай, какой нехороший! Вот мы его поймаем и хоботок буквой «зю» завернем, – гладит по щечке Вячеслав, пока Людмила пытается успокоить ребенка.

Я потягиваюсь и сажусь. От лежания на земле тело превращается в окаменевшую корягу и теперь иголочки втыкаются