— Ах, Сергей Станиславович, — Керенский поднял печальные глаза на собеседника, — да понимаю я все, о чем вы говорите. Но подумайте, что скажет Антанта, если мы заключим сепаратный мир, как предлагаете вы? Какой вид мы будем иметь в Европе? Мы же все-таки великая держава и не можем заниматься исключительно внутренними проблемами. От нас отвернутся все союзники. Да и на каких условиях мы можем сейчас заключить мир? Немцы обязательно затребуют от нас Прибалтику, Польшу, возможно, даже Финляндию, не говоря уже о значительных репарациях. Ведь после взятия Риги они чувствуют себя победителями.

— Простому человеку безразлично величие державы, — продолжал наседать Чигирев. — Он хочет обеспеченной, спокойной и мирной жизни. Тамбовскому крестьянину и тверскому мещанину безразлично, входит ли в состав России Польша и контролируем ли мы проливы.

— Но вы же не крестьянин, не мещанин! Вы же понимаете, что статус великой державы обязывает нас быть активным игроком на внешнеполитической арене.

— Я-то это понимаю. Но и вы поймите: если не поступиться малым, можно потерять все. Чего вы боитесь? Польша и Финляндия уже давно созрели для формирования собственных государств. Если мы их не отпустим, они выйдут сами. Так подарите этого троянского коня кайзеру. Пусть он теряет силы и престиж, стремясь удержать убегающие провинции. Пусть Россия наконец перестанет быть тюрьмой для поляков, финнов и прибалтов. Если они обретут независимость в соответствии с тем планом, который предлагаю вам я, мы на десятилетия вперед обретем в их лице нейтралов. Если же они выйдут самостоятельно, против нашей воли, то еще долго будут считать Россию своим врагом. Что касается репараций… Положим, нас обяжут выплатить какую-то сумму. Мы ее выплатим. Не торопясь и затягивая процесс. Будем торговаться. Время играет сейчас против немцев. На западе давят союзники. В войну вступила Америка со своими огромными ресурсами. Дни Гер-мании сочтены. Единственный способ спасения для неё — мир на востоке. Пока армия еще не развалилась окончательно, мы сможем выторговать для себя приемлемые условия. Вспомните, какие незначительные уступки сделала Россия Японии после поражения в пятом году.

«Знал бы ты, на каких условиях через пару месяцев будет заключать мир Ленин, ты дара речи лишился бы», — добавил Чигирев про себя.

— Вот именно, дни Германии сочтены. — Керенский вскочил с кресла и нервно заходил по кабинету. — Мы можем не предпринимать больше активных наступательных действий и тем сохранить жизни наших солдат. Может, нам придется еще оставить несколько городов, но мы останемся верны союзническому долгу. Мы оттянем на себя часть сил противника. А потом, когда западные союзники все же дожмут Германию, мы сможем перейти в наступление и Участвовать в разделе немецкого пирога. И тогда уже мы будем получать репарации и требовать территорий. Но, главное, тогда история новой демократической России начнется не с позорного поражения, а с победы. Победив, мы сможем приступить к осуществлению социальных и экономических реформ. Сколько времени еще продержится Германия? Ну, до лета. Максимум до следующей осени.

— Да нет у нас времени до следующей осени, — устало произнес Чигирев. — И до лета нет. Сегодня двадцать третье октября. По моим данным, Ленин уже в Петрограде. Гарнизон и флотские экипажи готовы перейти на сторону большевиков. Нас будут защищать только юнкера петроградских училищ и женский батальон. Остальные части либо выступят против нас, либо останутся в стороне.

— Вот поэтому я и отдал распоряжение отправить части гарнизона на фронт. — Керенский вернулся в свое кресло. — Пусть лучше воюют, чем мутят воду здесь.

— И тем окончательно передали их в руки большевиков. Они не хотят на фронт, они хотят мутить воду и грабить винные склады. В нашем распоряжении только два дня. На улицах уже патрули Советов. Послезавтра они пойдут на приступ Зимнего дворца.

Керенский удивленно посмотрел на собеседника:

— Меня всегда удивляли ваши предсказания. Они столь необычны, неожиданны… и невероятно точны. Если бы это сказали не вы, я бы мог и не поверить. Конечно, опасность существует. Хотя сегодня, когда я ехал в машине по городу, никто не пытался меня остановить…

— Это как раз и свидетельствует о том, что мы имеем дело со спланированным заговором, а не со стихийным выступлением. Они начнут действовать по команде. Займут телефон, телеграф, мосты. А потом пойдут на приступ дворца.

— Возможно, стоит вызвать войска, стоящие за городом. Американцы предложили мне помощь, на случай если придется тайно покидать Петроград.

— Кажется, в посольстве Северо-Американских Соединенных Штатов понимают обстановку лучше, чем в Зимнем дворце. Поймите и другое, Александр Федорович. Вы не можете опираться на военную силу. У нас просто ее нет. Либеральная интеллигенция и буржуазия, которые нас поддерживают, не представляют реальной силы в возможной гражданской войне. Армия против нас. Солдатская масса выступает за большевиков, офицерство хочет военной диктатуры и реставрации. И для тех и для других мы — враги. Для большевиков — проклятые буржуи. Для монархистов — предатели, изменившие царю. И те и другие хотят нас уничтожить.

— Значит, вы тоже считаете, что мы не напрасно подавили мятеж Корнилова? — рассеянно спросил Керенский.

— Да. Правый переворот или левый — разница небольшая. И то и другое уведет Россию от демократии на многие годы. И то и другое отрывает ее от Европы и лишает надежды на свободу. Опасность монархического переворота мы предотвратили. Теперь мы должны не допустить левый переворот. Вспомните, тогда, в сентябре, у нас тоже не было войск, чтобы остановить зарвавшегося генерала. Мы разбили его идеологией. Сейчас тоже нет иного пути. Выбейте почву из-под ног большевиков. Еще не поздно. Подпишите бумаги, которые я подал вам еще в начале сентября.

Чигирев решительно подошел к письменному столу и пододвинул к Керенскому кожаную папку. Тот машинально открыл ее и начал перебирать листы.

— «Декларация о мире», — прочитал он. — Хорошо, это мы обсудили. «Декрет о немедленном созыве Учредительного собрания». Положим. «Декрет о земле»: «…полная государственная собственность на землю с последующей безвозмездной передачей ее крестьянству в равных долях по числу едоков и в соответствии с земельным кадастром. На пять лет объявляется мораторий на отчуждение земельных наделов, после чего земельные наделы могут становиться предметом купли-продажи и залога по банковским ссудам». Однако же большинство партий требует общинного пользования землей и полного запрета отчуждения.

— Двадцатый век — не девятнадцатый, Александр Федорович. Если не ввести земли в коммерческий оборот, мы не сможем привлекать туда капитал и использовать достижения технического прогресса.

— Зачем же тогда пятилетний мораторий?

— Чтобы избежать злоупотреблений и спекуляций на начальном этапе. За пять лет наша власть укрепится в достаточной степени, чтобы бороться с преступлениями и коррупцией в этой области. Кроме того, крепкие хозяева смогут скопить средства и привлечь кредиты для скупки наделов у разорившихся соседей. Если же разрешить отчуждение сейчас, возможна массовая скупка земли финансовыми спекулянтами.