Тяжело ступая, Кабаков поднялся по лестнице. Прислушался. За дверью было тихо. Пригладил руками седые волосы, внезапно ставшие влажными от пота. Ну, что тянуть, пора…

Он нажал кнопку звонка и приготовил на лице радостную улыбку. Никто не открывал ему. Наверху хлопнула дверь, и быстрые шаги стали спускаться по лестнице, отдаваясь оглушительным стуком каблуков. Глупо будет, если кто-нибудь увидит, как он, народный артист, без пяти минут лауреат Государственной премии, с огромным букетом розовато-белых роз, как робкий десятиклассник, топчется на пороге, не решаясь войти. Если бы не цветы… С ними совсем стыдно торчать у двери. Что подумают, если увидят его! Как жених…

— Что же это, не открывают, — растерялся Кабаков, и внезапно в уме всплыли последние слова Шиловской что-то насчет двери, которая будет незаперта.

Несколько секунд он растерянно топтался на коврике, не решаясь войти. Гремящие по лестнице шаги все приближались, пугая его гулким эхом, многократно отражавшимся от стен.

Кабаков решился.

Он вытер ноги о половичок у порога, решительно повернул ручку двери и вступил в тревожный полумрак большой прихожей.

— Женечка, — крикнул он в пустоту притихшей квартиры. — Я пришел!

Ответом ему была мертвая тишина, нарушаемая только звуком капающей из крана воды…

— Добрый день, разрешите? — проговорила темноволосая женщина с восточными чертами лица, заглядывая в кабинет. В руках она держала повестку.

Маргариту Величко Лиля часто встречала между репетициями и перед спектаклем, появляясь в театре по делам расследования. Она помнила ее несколько изможденное, хищное лицо с желтоватой кожей, туго натянутой на высоких скулах. Но сейчас Величко явно перестаралась. Отечные мешки под глазами были тщательно замаскированы, мазки румян грубовато смотрелись в солнечный ясный день — она явно переборщила со своим желанием выглядеть уверенно. Так перед спектаклем на лицо накладывают толстый слой краски, и от этого оно напоминает гипсовую маску, раскрашенную в яркие цвета.

«Что-то она слишком спокойно держится», — заметила Лиля.

— Ее смерть была так неожиданна для меня… Это такой шок, такой шок, — произнесла Величко. Ее лицо приняло выражение сдержанной горести. — Мы с ней были подругами более двенадцати лет, и вот… Я не могла поверить, что она решилась на такое. Женя так любила жизнь, — продолжала Величко, закуривая и картинно отставляя руку с длинными пальцами, в которых была зажата тонкая сигарета. — Тем более, что она ожидала важных перемен на личном фронте и…

— Каких перемен?

— Она собиралась замуж.

— За кого, за Панскова? — изумилась Анцупова.

Густо накрашенный, цикламеновый рот Величко слегка перекосился, глаза помрачнели, и в них короткими опасными вспышками мелькнуло раздражение.

— Нет, он никогда бы на ней не женился. Жить с Ней — все равно что построить себе дом на склоне действующего вулкана. Нет, они с Анатолием Степановичем… Они были близки долгие годы…

— А что, разве Кабаков сделал ей предложение?

— Нет, но, кажется, собирался. По крайней мере, Женя явственно намекала, что это со дня на день случится.

— Скажите, как и когда вы узнали о смерти Шиловской?

— Я же вам говорила. Мне позвонила наш администратор Алла Сергеевна и все рассказала… В тот самый день, часа в три…

— А где вы провели утро двадцать шестого?

— Дома. Я же вам говорила.

— А кто может подтвердить, что вы были именно дома?

— Как кто? — заволновалась Величко, ее голос звучал растерянно. — Я живу одна, и у меня нет соседей, которые бы следили за каждым моим шагом. Вы что же, меня подозреваете?..

Ее глаза расширились в изумлении, и она растерянно переводила взгляд с лица собеседницы на бумаги, лежащие на столе.

— Какие отношения у вас были с Шиловской?

— Какие отношения… Нормальные. Нет, я, конечно, понимаю, что в театре вам наговорили семь бочек арестантов, но это всего лишь сплетни, слухи!

Величко волновалась. Губы ее дрожали, руки тряслись мелкой дрожью, с сигареты, которую она давно уже не подносила ко рту, на светлый летний костюм сыпался пепел.

— Я поняла, на что вы намекаете, — наконец выдавила она из себя. — Да, у нас иногда случались разногласия, мелкие ссоры, но… Поймите же, у нас никогда не было такой вражды, из-за которой я могла бы… Но… Я не смогла бы ее убить, даже если бы страстно желала этого. Понимаете, я просто не смогла бы!

— Почему?

— Она… Она была значительно сильнее меня. Не в физическом смысле, а как… Как личность. Она… Она иногда на меня действовала, как удав на кролика. Стыдно признаться, но я в последнее время ее немного побаивалась. Но в самые последние дни отношения у нас стали налаживаться. Она намекнула, что один человек, который меня сильно интересует, что он… Короче, что она оставит его в покое.

— О ком шла речь? О Панскове?

— Да… Она и Анатолий Степанович, кажется, собирались пожениться… У нас просто больше не оставалось повода для ссор, ведь я ей всегда во всем уступала.

— Когда она сообщила вам о своих планах?

— Женька позвонила мне вечером, накануне своей гибели, и намекнула, что завтра все решится.

— Она звонила вам? Когда? Во сколько?

— Около двенадцати ночи.

— Как, какими словами, в какой форме она об этом сказала?

— Она объяснялась как-то странно, больше намеками, что-то недоговаривала. Смеялась, уверяла, что завтра будет исторический день и у многих глаза на лоб полезут от того, что они узнают. Да, она как-то странно нервно хихикала, как будто ее разбирал смех. Я еще подумала, не истерика ли с ней, может, выпила лишку, но не решилась спросить прямо. Она сказала, что завтра будет и для меня радостный день. Что она преподнесет мне его в коробочке, перевязанной ленточкой. Она сказала, что завтра — или пан или пропал, но, конечно, будет пан, потому что пропасть она не может…

Величко устремила задумчивый взгляд в сторону.

— Она что-то еще болтала, ей явно хотелось меня заинтриговать. Но был поздний вечер, я устала, выпила снотворное, и мне было не до разговоров. Я слушала невнимательно, ведь то, чего мне хотелось больше всего на свете, она уже пообещала. А если уж Женька обещала, то можно было рассчитывать на ее слова… Я подумала, что у них с Кабаковым наконец что-то решилось и речь идет только об официальной помолвке. Неужели он в последний момент отказался?.. Вечером накануне Женька приглашала Анатолия Степановича к себе, как я думала, для решительного разговора, и, наверное, между ними что-то произошло. Она решила ему отомстить. Своей смертью.

— Шиловская приглашала Кабакова к себе? Вы не ошибаетесь?