коленки к груди. — Представляешь, что будет, если и ты меня бросишь?!

— Ты получишь свободу и деньги, которые подарят тебе независимость. От отца, от меня, от кого бы то ни было. Ты сможешь найти мужчину, который сделает тебя счастливой! Ты же любила. Того, от которого забеременела… Неужели тебе не хочется снова ощутить это чувство? Ну же, Фарида! Решайся.

— Я не могу.

— Можешь! Ты сильная. Ты смелая. У тебя все получится.

— Нет, — она горько плачет. Стирает с лица ладошками слезы. Косметика, которой она всегда довольно сильно злоупотребляет, течет. Когда-то я ненавидел жену, потом стал холодно-равнодушен. Теперь мне ее банально жалко. Фарида была слишком юной. Она просто ошиблась, решив меня обмануть от отчаяния. И наверняка не без подсказки своей мамаши — той еще интриганки. Фарида поплатилась за свое вранье уже тысячу раз. Потеряв в нашем браке не меньше меня так точно. Она же тоже кого-то любила, я не зря об этом напомнил. Любила так, что забив на добродетель, переспала с этим кем-то до свадьбы. Рискуя всем. Неслыханное дело! А этот мудак даже не позаботился о том, чтобы она не залетела.

— Я отпишу тебе эту квартиру. И квартиру в Эмиратах. Я назначу содержание. И буду платить до тех пор, пока тебе это будет нужно.

— Платить, чтобы только меня не видеть! — совершенно иррационально она обижается. Вскакивает, начинает метаться по комнате. Я отступаю, понимая, что в таком состоянии доказывать ей что-то бессмысленно. Ухожу. Но на следующий день приезжаю снова.

— Я могла бы тебя полюбить! Если бы ты меня не отталкивал, у нас бы все могло получиться.

— А я не мог. Ни тогда, ни, тем более, сейчас.

— Эта твоя Афина — ведьма! Она просто тебя приворожила!

— Ну что за средневековые бредни, Фари? — вздыхаю. — Машину я тоже тебе оставлю. И водителя. И экономку.

— Развод — это позор.

— Нет. Если на развод подашь ты сама. Пока я даю тебе такую возможность. Пожалуйста, воспользуйся ей. Не заставляй меня…

— Что?

— Не заставляй меня быть жестоким, — наконец даю просочиться наружу сковывающему меня холоду. — Потому что ты даже не представляешь, на что я ради нее способен.

И без того огромные глаза Фариды расширяются. Она ежится, обхватив ладошками предплечья.

— Ты страшный человек.

— Может быть. Соглашайся, если не хочешь познать это в полной мере, — подталкиваю ей документы. — Я увеличил сумму содержания. Но это мое последнее предложение.

Она соглашается подать документы на развод после пяти дней отчаянных уговоров. Я до последнего не верю, что Фарида все же появится. Облегчение, которое я испытываю, когда ее машина наконец-то въезжает на парковку перед ЗАГСом, не передать словами. На все про все уходит минут тридцать. Не больше. Пять лет ада заканчиваются до ужаса быстро и прозаично. В гулких коридорах тихо. Лишь Фарида иногда всхлипывает. В моих же ушах звучат фанфары.

— Спасибо! — целую ее в висок. Впервые вот так искренне целую. Фарида ревет…

— Что теперь будет?

— Счастье, — убежденно киваю я. Но лишь теперь, глядя в глаза Афины, вдыхая воздух, что она с шумом выдыхает, впервые так явственно его ощущаю.

— Развелся? — голос Афины звучит потрясенно. — Как развелся? Ты что?! Ты с ума сошел — бросить женщину перед Новым годом?!

Аргументы — сдохнуть. Откинув голову, от души смеюсь. Тут же беру Афину за руки и притягиваю к себе.

— Прекрати!

— Что прекратить?

— Все! Ржать. Вести себя, как… как…

— Как кто?

— Как пуп земли! Ты же не думаешь, что я упаду к твоим ногам и прощу всю боль, что ты мне отмерил?!

— Я пытаюсь все исправить, — указываю на очевидное. Афина в ярости. Меня же, напротив, топит нежность. Мне нужно за что-нибудь ухватиться, или я в ней утону.

— А тебе не кажется, что некоторые вещи поздно исправлять? — язвит она, глядя на меня как на последнего дебила.

— Нет, — качаю головой.

— Зря. Твой поезд ушел.

Ну, точно! Фари была права. Афина — та еще ведьма, когда злится. Но это что? Лучше так. От любви до ненависти, как известно, один шаг. Значит, в обратном направлении где-то так же. Главное, чтобы не равнодушие. А с этим… с этим я как-нибудь справлюсь.

Ловлю ее запястье. Дергаю на себя. Не ожидая такой подставы, Афина врезается попкой в мой впечатляющий стояк.

— Как думаешь, сколько мне потребуется времени, чтобы доказать тебе обратное?

Аллах. Я понятия не имею, откуда берется эта дерзость. Все мои черти на поводках и в намордниках, скулят у ее ног, пригнув морды к полу. И бьют невидимыми хвостами, выпрашивая хоть каплю ласки. Изголодавшиеся… покорные.

— Сколько бы времени тебе не понадобилось, этим ты докажешь лишь то, что относишься ко мне как к шлюхе. Ничего нового.

— Ну что за бред, сладкая? Я никогда бы не женился на шлюхе. А на тебе женюсь.

От ее близости ведет. Член, вытянувшись по струнке, уперся головкой в ремень. Толкаюсь. Шиплю. Больно… Сладко. Как только с ней.

— Я сейчас должна умереть от счастья? — голос сбивчивый, дыхание надсадное. Хрен ты меня обманешь, милая. Хочешь меня не меньше.

— Зачем же умирать? Ты мне живой нужна. Я тебя любить буду. Баловать…

Ласкаю губами шею. Руками скольжу по бедрам, тонким дугам ребер к груди, ставшей, как мне кажется, полней после родов. Поверх ткани сжимаю соски.

— Прекрати! — Афина вырывается, тяжело дыша.

— Почему?

— Потому что так нельзя! — кричит она, и если что и может меня сейчас остановить — так это слезы на ее глазах, которые Афина даже скрыть больше не пытается. Они отрезвляют.

— Эй, ты чего?

— А ты?! Думаешь, после всего можно вот так прийти?! Думаешь, ты мне нужен? Пять лет прошло, Марат! Пять лет. Я только-только начала выбираться из депрессии. Встретила нормального мужчину!

— О чем угодно… О чем угодно готов с тобой говорить, но не о мужиках, — шиплю в ответ, вновь хватая за руки. Пугать не хочу. Но очертить границы просто необходимо. Я ревнив. Планка едет — только в путь — от таких разговоров.

— А придется! Потому что я — человек. Я не псина, которая упадет к твоим ногам, стоит лишь её почесать за ухом.

— Я никогда так о тебе не думал.

— Я достойна уважения! Того… — Афина оглядывается по сторонам, будто подсказку ищет, — чтобы за мной, в конце концов, ухаживали! Добивались меня…

— Это можно делать и будучи женатыми.

Афина комично приоткрывает рот. Падает на рядом стоящее кресло, спрятав лицо в ладонях.

— Ты не меняешься.

— Поясни.

Я начинаю раздражаться, темперамент берет свое, хотя, конечно,