– Боже мой, боже мой, – пробормотала я и повернула в другую сторону, чтобы обогнуть школу.

Я оказалась на улице посреди магазинов и людской толчеи – кто-то просто нес пакеты с покупками, кто-то курил или ел роллы – капли плавленого сыра, как снежные хлопья, падали на лацканы, кто-то разговаривал по телефону или спокойно смотрел в пространство. Когда я оказалась среди такого множества людей, у меня возникло ощущение такое же странное, как час назад, когда я шла одна по проселочной дороге. Ощущение было таким сильным, что закружилась голова, и я подвинулась к тому краю тротуара, вдоль которого стоят дома, и шла, придерживаясь за стену руками, чтобы не упасть. Вскоре я догнала пожилого господина в твидовом пальто, который двигался со скоростью улитки точно таким же способом, и мы даже на минуту замешкались, чтобы поделить участок спасительной стены.

Я знала, что меня ждет впереди, и неуклонно приближалась к цели, и хотела скорее туда взглянуть, и запрещала себе это. Потому что я затеяла глупую игру – я загадала: если красные туфли на месте, это знак, что она жива. Хотя как они могут быть на месте, если прошло столько времени? Но я решила – если красные туфли стоят в витрине, я их куплю. Это будет мой талисман.

Конечно, я твердила себе, что невозможно жить, повсюду выискивая знаки свыше и предзнаменования, что если я не прекращу заниматься этим, то просто сойду с ума. Но все равно я должна увидеть эту витрину. Вот знакомый зеленый навес «Кларка» впереди, еще шаг, еще – я с трудом передвигала ноги, и вот передо мной витрина, и зеленая войлочная трава, и подставка, на которой так долго стояли красные туфли. Их не было, их место заняли коричневые, прошитые белым зигзагом, с пышными розами на носу. Одна туфля стояла чуть впереди другой, словно они были готовы по первому зову спрыгнуть с подставки и зашагать по улице. Я обшаривала взглядом витрину – синие, коричневые, розовые, черные… и ни одной пары красных туфель, ни одной. Я присела на подоконник, потому что испугалась, что упаду и разобью витрину.

– О… о…

Дышать было трудно. Я взялась за медную ручку и толкнула дверь, ввалившись в темноватую прохладу магазина. Тишина, разноцветные, как леденцы, туфельки расположились на белых жердочках. Яркие пластмассовые определители размера в форме ноги, пластмассовое приспособление в углу, с помощью которого мы как-то измеряли ногу Кармел, а она смеялась, потому что было щекотно.

Молодая женщина за прилавком внимательно изучала свои ногти.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила она. – Или вы просто посмотреть?

– Просто посмотреть, – ответила я хриплым голосом.

Я бродила по магазину, иногда останавливалась, брала что-то в руки и притворялась, что рассматриваю – бог знает зачем. Я скользила взглядом по детской обуви: коричневые ботиночки с завязками, кожаные лаковые туфли с круглыми носами, балетки, усеянные вырезанными лаковыми цветочками, мягкие синие сандалии. Да, все эти дни я выискивала взглядом что-нибудь красное – красное пальто, красные туфли, – и перед глазами иногда мелькало что-то красное, как пятно крови. Но сейчас, в эту минуту, мне нужны были именно те самые туфли, никакие другие не годятся, и я бродила по магазину и высматривала их, прекрасно понимая, что мучаю себя напрасно, ведь прошло столько времени. Я брала в руки какую-нибудь пару, хотя она не имела ничего общего с теми туфлями, которые я и в темноте узнаю, с дырочкой-ромбом впереди и круглыми отверстиями по бокам, словно безусая мордочка какого-то зверька.

Обойдя весь магазин, я снова оказалась у прилавка с продавщицей. Ее глаза из-под век, покрытых серебристыми, словно иней, тенями, оценивающе взглянули на меня. К счастью, она меня не узнала.

Я прочистила горло и заговорила:

– У вас тут на витрине были туфли…

– Да, какие?

– Красные. – Наверное, я перешла на шепот, потому что она наклонилась ко мне через прилавок, чтобы лучше слышать. – Сто лет стояли на витрине.

– Для мальчика, для девочки?

– Для девочки. С ромбовидным вырезом на носке. На застежке. Сандалии.

– Сандалии? О нет. Сейчас уже пошел школьный ассортимент.

– Школьный?

– Да. Сандалии закончились. Была распродажа.

– А как вы думаете… как вы думаете, вдруг одна пара случайно завалялась?

Она тяжело вздыхает:

– Ну, не знаю. Хилари! – она кричит в сумрак за приоткрытой дверью у нее за спиной.

Появляется Хилари – пожилая женщина в очках на цепочке, и мне приходится объяснять все сначала: витрина, вырез-ромб на носке, застежки, кожа красного цвета.

– Да, все верно. Распродажа закончилась. Впрочем… Почему бы тебе не поискать, Хлоя? Взгляни-ка под витриной. Я туда все убираю.

Хлое очень не хочется утруждать себя, это видно невооруженным глазом. Но она начинает открывать одну за другой зеленые коробки, которые стоят под витриной, и каждый раз, поднимая крышку, она произносит: «Нет. Нет. Нет». Словно ее вынуждают заниматься бессмысленным делом, заранее обреченным на неудачу.

– А почему вы пришли без девочки? Обувь же нужно примерять, – говорит Хлоя, открыв последнюю коробку и произнеся свое «нет».

Пожилая женщина резко ее обрывает:

– Хлоя, ступай, посмотри в кладовке. Может быть, они там.

И я понимаю, что Хилари меня узнала, просто из деликатности не подает виду.

– Не волнуйтесь, мы непременно найдем их. Если они остались.

У меня перехватывает горло от ее доброты, от ласкового голоса. Я стою и жду, пока Хлоя закончит весьма беглый, как я подозреваю, осмотр кладовки.

– Я пойду помогу ей. – Хилари исчезает в темной глубине кладовки и там, я полагаю, делает внушение Хлое, потому что в дверном проеме мелькает ее изменившееся лицо.

Какое-то время из кладовки доносится шорох открываемых коробок, потом появляется Хилари, которая торжественно несет в руках свою находку, а за ней следует Хлоя, которая пристально смотрит на меня из-за ее плеча.

– Я, конечно, не уверена на все сто процентов, но вы их искали? – Она поднимает крышку, и я вижу пару упитанных туфелек, они уютно устроились в коробке, словно птенцы, которые досыта наелись, пока сидели на жердочке в витрине, и теперь улеглись спать в гнезде, выстланном белой папиросной бумагой.

Я прижимаю одну руку к губам, а другой хватаюсь за прилавок, чтобы не упасть.

– Да, эти самые.

– Вот видите, какая удача. Вы успели в последний момент. В кладовку мы складываем всю непроданную обувь, которую отправляем обратно.

– Я могу их купить?

Я снимаю с плеча сумку, запускаю в нее руку в поисках кошелька. Хилари считывает штрих-код.

– А как же примерить, вы, что ли… – начинает было Хлоя, но пожилая леди перебивает ее:

– Двенадцать девяносто пять. Карточкой или наличными?