— Итак, вы отрицаете, что когда-либо вступали в связь с дьяволом и занимались колдовством? — спросил Фёрнер, выжидающе глядя на подсудимую.

— Да, отрицаю, — с достоинством подтвердила Флок. — Мой муж и отец не потерпят такого обращения…

— А вот свидетели говорят, об обратном. Байер, Айзанханг, давайте начнём пытку.

Готфрид с Дитрихом подхватили женщину под руки, начали привязывать к верёвке страппадо.

— Что вы себе позволяете? — вопила она. — Да вы знаете, что мой муж имеет хождение в самые высокие круги?! Я происхожу из уважаемого дворянского рода, и моя семья этого так не оставит!..

— Помолчи, ведьма, — сказал Фазольт. — Мы пока не трогали тебя по причине беременности, но теперь пришло время отвечать за свои грехи.

— Вы признаёте, что занимались вредоносным колдовством? — спрашивал Фёрнер, когда подсудимую поднимали на страппадо.

— Нет! Я всегда была честной христианкой! Никто из моей семьи никогда не был замечен ни в чём дурном!

— То есть, вы стыдитесь того, что вас поймали? — участливо спросил Фазольт.

Доротея кивнула.

— Отлично. Запишите: «стыдится того, что стала позором семьи». Это может служить доказательством вины, ведь честному человеку нечего стыдиться.

— Я невиновна! — ответила ведьма. Она уже стояла на коленях, руки её были вывихнуты. Но она держалась из последних сил и не показывала слёз.

— Вы сказали, что ваш муж имеет хождение в какие-то высокие круги, что он богатый и влиятельный человек?

Доротея почувствовала, что инквизиторов можно зацепить этим — они могут позариться на его богатства, — и залепетала:

— Да, он очень влиятелен! У него много денег, и он найдёт способ откупить меня! Пожалуйста…

— А может быть ваш муж своими деньгами помогает ковену? — тут же вставил Герренбергер.

У ведьмы округлились глаза от удивления.

— Нет, нет, конечно же нет! — затараторила она. — Он честный человек…

— Давайте узнаем, правда ли это, — произнёс Фёрнер, и ведьму тот час вздёрнули к потолку.

— Нет, пожалуйста! Господи, помоги мне!.. — закричала она.

— Какое отношение ваш муж имеет к ковену?

— Никакого! Он — честный человек!..

— Извольте снова.

Её снова вздёрнули и сбросили. В камере раздался громкий хруст. Доротея Флок упала на пол, скрючилась на нём и заплакала.

— Какое отношение ваш муж имеет к ковену?

Она мычала что-то нечленораздельное. Слёзы и слюни её текли на гладкий каменный пол.

— Вы будете отвечать на вопрос?

В ответ только мычание.

— Может быть, продолжить пытку? — спросил её Фёрнер.

— Нет… — еле слышно произнесла она. — Не надо…

— Запишите, — сказал Фазольт. — Страх перед пыткой тоже может являться доказательством вины. Честный человек не боится пыток, потому что знает, что его сердце чисто.

Шталь принялся скрипеть пером.

— Доротея Флок, — вступил Фёрнер, — есть сведения, что у вас хранится колдовская книга — список всех членов колдовского ковена. Это так?

Она молчала, скрючившись на полу, и если бы не хриплое дыхание, можно было бы подумать, что она мертва.

— Это так? — повторил викарий.

— Да, — слабо простонала она.

— Где вы прячете её?

Но Доротея Флок молчала.

— Айзанханг, Байер, поднимите.

Готфрид с Дитрихом схватили ведьму за вывихнутые руки, рывком подняли, но тут она вскрикнула и обвисла.

— Что случилось? — с тревогой спросил Герренбергер.

Дитрих наклонил голову к ней, прислушался к дыханию.

— Дышит, — сообщил он.

— Возможно, потеряла сознание от боли, — заключил Эрнст Фазольт.

— Ладно, — сказал Фёрнер. — Привести её в сознание, а потом в камеру. Завтра продолжим. На сегодня все свободны.

Судьи покинули пыточную, а друзья остались. Дитрих взял ведро с водой и плеснул из него в лицо Доротее. Готфрид тем временем развязал ей руки.

Едва она пришла в себя, как заскулила, подобно побитой собаке.

— Завтра мы с тобой продолжим работу, ведьма, — сказал Дитрих с издёвкой.

Они закрыли её в камере и разошлись по домам. Дитрих в своём обычном приподнятом настроении, а Готфрид наоборот — в тревоге. Фёрнер снова отправил его домой, не пригласил к себе в кабинет. А что, если он нашёл другого на его место?

Это было похоже на ревность, и Готфрид обругал себя самыми чёрными словами. Ищет выгоды, места повыше, вместо того, чтобы кротко служить, исполнять и искоренять…

На следующее утро, едва солнце начало стучаться в закрытые ставнями окна, как послышались ехидные голоса соседок:

— Слыхала, чего говорят-то, — тараторила одна. — У какого-то инквизитора в доме ведьма поселилась. Окрутила его, да и нечистью всякой дом наполнила. Уж тот молился-молился, да толку нету — не уходит от него дьяволица.

— Да ты что! — поражалась другая. — Господи, помилуй душу его!

Готфрид, сквозь дрёму слышавший это, резко открыл глаза и сел на постели. Проклятье! Да чтоб о вас такие сплетни разносили! Говорят, несомненно, о нём, слава Богу, что хоть имени не знают. Что же будет, если слухи дойдут до Фёрнера? Их проницательность даже слишком напрягаться не будет, чтобы понять, о ком идёт речь.

«Девушку, говоришь, спас, Готфрид? От еретиков спас? От ритуала?».

«Да, герр Фёрнер, как есть, спас».

«Но, позволь, почему же народ судачит, что она — ведьма? А давай-ка её проверим — на страппадо, в тисках для пальцев…»

Нет, конечно Фёрнер такого не предложит, но… Что, если судьи поверят слухам?

Слухи разлетелись быстро, и через пару дней Готфрид начал узнавать, что в доме у некоего инквизитора живёт не просто ведьма, а целое полчище разномастных колдуний и колдунов, которые варят новорождённых детей в котлах и пожирают их, а по ночам кричат по-козлиному и пляшут голышом, топча святые облатки. Он старался не выказывать раздражения, каждый раз когда слышал подобные наветы, но в душе его кипела злость. Злость на единственного человека, который считал Эрику ведьмой.

Дитрих Байер.

Наверное, когда Господь раздавал языки, Дитриху досталось помело какой-нибудь кухарки — так он обожал разносить сплетни.

В четверг продолжили пытки Доротеи и Путцера, но они молчали, поэтому решено было оставить их. Зато в пятницу аж несколько ведьм на параллельных допросах сознались в своих злодеяниях.