в) Поручить товарищу Фрунзе наблюдение за быстрейшим проведением этого вопроса» (Протокол № 13).

В ходе этого «проведения вопроса» данные о численности молдавского населения были заметно сфальсифицированы по отношению к переписям 1897 и 1920 годов, что диктовалось теми же политическими соображениями. Разумеется, ни о каких формах свободного волеизъявления при создании МАССР не было и речи, на что откровенно указывают даже сами формулировки о «политической целесообразности» и, особенно, о «соответствующих директивах» партийных органов советским — по духу и букве доктрины, органам народного самоуправления. Трудно не увидеть здесь прообраза грядущей драмы: отвержения партийным руководством СССР воли народа Приднестровья, выраженной через Советы, о чем подробнее будет сказано ниже. Но и в 1924 году вся процедура имела жестко командный характер: директивы высших партийных органов были направлены в местные партийные организации и приняты к безоговорочному исполнению [5].

12 октября 1924 года III сессия Центрального Исполнительного Комитета Украины приняла решение об образовании Молдавской Автономной Советской Социалистическая Республика (МАССР) в составе Украинской ССР на заселенных на две трети славянами приднестровских землях. Новая автономная республика охватывала 11 районов левобережья Днестра с населением 545,5 тыс. чел. Территория республики составляла 8,1 тыс. кв. км [6].

Ее столицей стал город Балта, а с 1929 году центр автономии перенесли поближе к Молдавии — в Тирасполь, имея, видимо, в виду, что если действительно все-таки дойдет черед до передачи автономии в состав будущей социалистической Молдавии, то негоже отдавать в ее состав и чисто украинский город.

В Румынии этот факт не прошел мимо парламента и в один из ноябрьских дней 1924 года парламент королевской Румынии гудел и волновался: в сенате шли бурные прения по вопросу о том, как понимать новый и, несомненно, «коварный» ход Москвы — создание ею Молдавской, или, как нередко говорили тогда, Молдаванской республики (МАССР в составе УССР). Притом — на левом берегу Днестра, на территории, никогда не входившей в состав Молдавского княжества со времени его основания в XIV веке и на протяжении всей недолгой жизни самого румынского государства никогда не являвшейся объектом каких-либо притязаний с его стороны. Дебаты были острыми. Успокаивая возбужденное собрание, премьер-министр К. Братиану иронически и, как показало будущее, весьма дальновидно заметил: «Я не хочу останавливаться сейчас и здесь на тех намерениях и расчетах момента, из-за которых такая республика была образована. Я хочу рассмотреть этот вопрос с более общей и дальней точки зрения. Мы (румыны) не можем быть озабочены, а наоборот, можем только радоваться, что соседнее государство признало, что в наших территориальных притязаниях мы не пошли так далеко, как следовало бы» [7].

Тогда же, в 1924 году, газета «Лупта», близкая к военным кругам, сообщала: «Военные круги получили сведения, что единовременно с провозглашением республики не исключается возможность, что румынские села Заднестровья, недовольные большевистским режимом, решат отправить делегации к нам, чтобы заявить, что они на стороне Румынии». И дальше: «В случае советской пропаганды в Бессарабии для ее объединения с Заднестровской республикой Советы рискуют возбудить намерение перехода румынских сел Заднестровья на нашу сторону». Таким образом, сюжет грядущей драмы в основных своих чертах сложился именно в те осенние дни 1924 года, и весь он, как в ядре, сосредоточен в противостоянии двух приставок: «за-» и «при-». Когда левобережье Днестра именуют Заднестровь-ем (Транснистрией), это означает, что за точку отсчета принимается Румыния, движущаяся на восток не только от Прута, но и от Днестра. Именование же его Приднестровьем подразумевает иное: точкой отсчета в таком случае является Россия, движущаяся на юго-запад, в Причерноморье и включающая в себя земли, прилегающие к Днестру с востока. Ядру этому еще предстояло детонировать взрыв. Годы, прошедшие с той далекой осени, — годы, которые вместили в себя и катастрофу Второй мировой войны, и дорогой ценой оплаченную послевоенную стабильность Европы, застывшей в казавшихся уже незыблемыми границах, — к началу последнего десятилетия XX века сделали волнения, сотрясавшие 60 лет назад этот уголок Европы, где Карпаты сходятся с Балканами, далекими и какими-то игрушечными, словно интриги средневековых немецких дворов [8].

Образование MACCP с самого начала было ориентировано на возможность восстановления «исторического статус-кво». Такая возможность представилась в «черном» для Румынии 1940 году, когда под воздействием Германии и Италии она в результате Второго Венского арбитража была вынуждена уступить Северную Трансильванию Венгрии, а чуть позже (по Крайовскому договору) Добруджу — Болгарии.

За полтора месяца до этих событий — 26 и 27 июня 1940 года — советское правительство выдвигает Румынии два ультиматума с требованием безоговорочного возврата СССР Бессарабии и Северной Буковины.

Согласно пакту Молотова-Риббентропа, утверждают некоторые историки, часть Северной Буковины и Бессарабии отошли от Румынии к СССР. Реально Румыния в декабре 1917 года оккупировала Бессарабию и в ноябре 1918 года оккупировала Буковину.

Хотелось напомнить, что в секретном дополнительном протоколе от 23 августа 1939 года подписанном Риббентропом и Молотовым в пункте 3 записано: «Касательно Юго-Восточной Европы Советская сторона указала на свою заинтересованность в Бессарабии. Германская сторона ясно заявила о полной политической не заинтересованности в этих территориях». Имела ли Советская сторона право на такую формулировку? Безусловно, имела, ибо Румыния на то время уже в течении 21 года незаконно оккупировала Бессарабию.

Да действительно 28 июня 1940 года Красная армия вошла в пределы Румынии, и Бессарабия вновь оказалась в составе СССР.

Здесь есть необходимость вернуться к книге Анри Барбюса «Сталин», где есть такой пассаж: «Германская армия оторвала от России Прибалтийские страны и Финляндию. Союзники отторгли от нее Польшу и, дополнив ее кусками Австрии и Германии, создали независимое государство… Они украли у советского государства Бессарабию, чтобы, пренебрегая желаниями бессарабцев, заплатить ею Румынии».

Мы не будем ссылаться на авторитет Анри Барбюса, но следует обратить внимание на лексический нюанс: одно дело «оторвала», «отторгли» — это все из политического лексикона и вдруг «украли»… А слово это здесь не случайно, в литературе 20-х годов подобная интерпретация по поводу именно Бессарабии встречается. Дело оказывается в том, что в декабре 1917 года