Джонс заставила шофера развернуться. Я остался в машине и, пока она поспешно поднималась по эскалатору в галерею Уоррена, сидел и медитировал. Через несколько минут американка вернулась, взмокшая и взбешенная, от злости у нее желваки ходили на скулах.

— Негодяйка закрыла магазин и дала деру. Мы ее снова потеряли.

— Неужели?

Пытаясь успокоиться, Кимберли посидела несколько минут, глубоко дыша, а затем продолжила уже другим тоном:

— У вас есть что-нибудь новое? Что дал ваш долгий ночной разговор с Элайджей? Удалось что-нибудь выяснить?

— Вообще-то да. И очень существенное. Уильям Брэдли ни разу не говорил брату о Фатиме. Элайджа о ней не знал до того момента, пока не позвонил по номеру мобильного телефона брата после убийства Уильяма.

— Вы считаете это существенным? — Джонс потерла подбородок и недоверчиво посмотрела на меня так, как умеют смотреть американцы, особенно когда попадают за границу. — Скажите, где вас высадить, поскольку все, что мне теперь нужно, — это большой глоток грубой западной культуры. Я собираюсь вернуться в «Хилтон», заказать в номер американскую еду и сидеть в большой, удобной комнате с кондиционером, смотреть Си-эн-эн, пока не вспомню, кто я такая. Вашу страну полностью изуродовала магия. Попав сюда, я оценила того, кто изобрел логику, потому что до него весь мир был таким, как ваш.

— Это верно, — согласился я. — Магия — явление первобытное.

Я стоял на тротуаре и смотрел, как машина Джонс влилась в пробку на Рама IV. Мне было немного жаль агента ФБР, и меня расстраивало ее убеждение, что в человеческом существовании есть хоть что-то подвластное логике. Должно быть, это заблуждение свойственно Западу. Культурная профанация вызвана машинами, которые там продолжают изобретать. Это все равно что выбирать рингтон на мобильном телефоне: логический лабиринт, из которого не существует разумного выхода. Логика в качестве развлечения. Если честно, я жду не дождусь предсказанного учителем смещения центра мировой власти на Восток. Мои мысли вернулись к Фатиме. Но и тот кхмер не давал мне покоя, представляя собой загадку.

* * *

Суть человеческой жизни в том, что большую часть времени людям нечего делать, поэтому мудрейшие из них учатся искусству ничегонеделания. Я возвратился в свою халупу и начал медитировать. Мне следовало покаяться в гордыни, которую я в себе ощутил, раскрыв (пусть даже в самых общих чертах) это дело. От этого чувства следовало избавляться, иначе мне не суждено продвинуться по Восьмеричному пути истины. Тем более что в деле оставалось много неясностей. Змеи и Уоррен до сих пор скрыты под покровом тайны. К тому же я не мог придумать того, каким образом мне удастся убить Уоррена. И как вести себя с Фатимой? Я был уже близок к решению загадки о змеях, когда зазвонил телефон. На экране отразился номер агента ФБР, и я подавил в себе раздражение.

— Слушайте, я хочу извиниться. Я повела себя неправильно. Сделала все, о чем нас предупреждали, чтобы мы ни в коем случае не делали. Забылась, проявила высокомерие. Виновата. Культурный шок оказался сильнее, чем можно было представить. Мне показалось, что я тону. Ни разу не приходилось испытывать подобного ощущения — словно я оказалась в таком месте, где нет никаких основ. Хочешь на что-то опереться, но понимаешь, что все иллюзия. В том, что я говорю, есть какой-нибудь смысл?

— Думаю, вы делаете успехи. Сейчас вы описываете свой духовный опыт, — ответил я, однако не добавил: «Добро пожаловать в реальный мир».

— Не надо относиться ко мне свысока только лишь потому, что я так поступала. Давайте пообедаем вместе и обсудим наше расследование.

Мне не хотелось говорить о деле. И, решив, что надо как-то отвертеться от этого, я сказал:

— Завтра мне необходимо быть на крокодиловой ферме в Самутпракане. Если хотите, можем поехать на вашей машине.

* * *

В тот же день в «Бан Кван» мне сообщили, что накануне Фрица жестоко избили и он попал в больницу. Меня не хотели к нему пускать, пока я не пригрозил надзирателям, что привлеку их за оказание противодействия свершению правосудия. Я нашел его в палате, предназначенной для страдающих от истощения и смертельно больных, — СПИД здесь оставался главным убийцей. Он лежал обложенный подушками, с забинтованной головой, левая нога и правая рука — в лубках. Я решил, что на этот раз он не выкарабкается, поскольку слишком ослаб, чтобы вынести тяжкие побои. Но, приблизившись, заметил, что он улыбается и находится в хорошем расположении духа.

— В чем дело?

— Скоро я буду помилован.

— Это замечательно, но я спрашивал о драке.

— Какое мне до этого дело? Ты что, не слышал? Вопрос о моем помиловании решен. Король подписал указ — теперь это дело нескольких дней.

— Я искренне рад за тебя. По какому поводу ты хотел меня видеть?

Фриц, насколько позволял ему гипс, показал на сломанные руку и ногу:

— Не могу тебе сказать. Извини.

— Не волнуйся. Я понимаю.

Он дал мне знак приблизиться.

— Не из-за побоев. Из-за помилования. Мне намекнули, что помилование еще можно отменить. Надеюсь, ты меня не осудишь?

Я энергично замотал головой. Ни за какие улики в мире я не стал бы ставить под угрозу его помилование. Положил на прикроватном столике пачку красного «Мальборо» с раскуроченными сигаретами и ушел.

Я лежал на матрасе, ждал Джонс и слушал свое портативное радио. Пайсит рассказывал о том, о чем кричали все газеты: Высший Патриарх утвердил и благословил придуманные верховными монахами две тысячи новых имен. И теперь эти имена будут предлагаться Службой резерва имен. Его гость, представитель буддистов, явно ждал, что новость вызовет бурную радость. Однако Пайсит, пребывая в скептическом расположении духа, задал вопрос: правильно ли то, что в двадцать первом столетии нам приходится жить в условиях средневековой теократии и терпеть, что имена нам определяют люди в одеяниях третьего века до нашей эры, которые только и делают, что поют на несуществующем больше двух тысяч лет языке? В свою очередь, гость, сам монах, ошеломленно спросил: неужели кто-нибудь согласится взять имя, которое не было освящено? Пайсит недолго думая избавился от него и пригласил социолога, который объяснил, что тайцы — суеверный народ и такая сокровенная вещь, как имя, обладает магической силой. Ведущий оживился и спросил про западные имена.

— Как правило, они отражают одержимость западных людей деньгами в том плане, что называют профессию их предков, например: кузнец, плотник, мясник и тому подобное.

— Таким образом, у них — деньги, у нас — магия?

— Утверждать так было бы излишним упрощением.

Пайсит избавился и от него и повел беседу с психиатром, который стал развивать любимую тему ведущего: почему тайцы рискуют своим здоровьем, увеличивая пенисы при помощи силикона и геля. Операция исключительно болезненная, может привести к осложнениям — таким как опухоли и инфекция, и является незаконной. Психиатр объяснил, что до появления западной рекламы тайские мужчины не задумывались о таких вещах, но из-за западного порно и рекламы сигарет потеряли уверенность в себе. Это влияние дало странный эффект — оно стимулировало развитие импотенции: то ли сказались последствия операций, то ли мужчины потеряли уверенность в себе.