Резо осмотрелся. Свеча давала достаточно света, чтобы разглядеть поломанные ящики, железные бочки, рассыпанные по полу кукурузные початки и заставленные всякой рухлядью пристенные стеллажи, уходившие вглубь подвала.

На полках хранились рулоны клеенки, сложенные стопками корзины, веревки, доски с гвоздями и прочая рухлядь, от которой не было никакого проку. Пахло плесенью, мышами и уксусом. Двигаясь вдоль стеллажа, Резо миновал нишу в стене, где стояла на подпорках громадная дубовая бочка с деревянной затычкой. Вино в ней явно прокисло.

Это была последняя связная мысль в голове Резо. Вздрогнув, он замер. Глядя на едва различимую в потемках фигуру, он понимал, что не в состоянии не только сбежать, но и просто сдвинуться с места. До этого он никогда не думал, что волосы могут вставать дыбом. Он считал, что это выражение придумано для красного словца. Но теперь Резо явственно слышал, как потрескивают наэлектризованные волосы, ощущал, как они шевелятся по мере того, как кожа на черепе съеживается от леденящего ужаса.

Мысль про вторую дверь осенила не его одного. Георг даже отыскал ее раньше. Теперь он стоял перед Резо, целясь в него из пистолета. Наверху колотили в дверь чем-то тяжелым.

— Брось мешок, — велел Георг.

— Не подходи ко мне! — предупредил Резо пронзительным, как у женщины, голосом и швырнул в противника кружкой, что было, конечно же, затеей бессмысленной. С таким же успехом можно было бросать камешки в трактор или танк. Попасть-то нетрудно, а остановить разве возможно?

Георг отмахнулся от снаряда вооруженной рукой. Кружка с погасшей свечой покатилась по полу. На мгновение стало темно, но тут же вспыхнул фонарь, принесенный Георгом. Он держал его в опущенной раненой руке. Усилий для этого не требовалось.

— Положи мешок. — Георг слегка шевельнул пистолетным стволом.

«У него нет патронов, — внезапно понял Резо. — Иначе он просто пристрелил бы меня на месте и сам завладел добычей. Или, может быть, не хочет стрелять, чтобы Сосо не услышал?»

— Давай, — мягко произнес Георг. — Ты попал. Бросай мешок.

Вместо того чтобы подчиниться, Резо бросился к банкам, составленным возле винной бочки. Стеклянные снаряды полетели в Георга, вынуждая его уворачиваться и наклоняться, подобно участнику какого-то безумного аттракциона.

Бац!.. Бац!.. Бац!.. Банки разбивались одна за другой, взрываясь фонтанами осколков. Лишь две из них попали в Георга, но этого оказалось достаточно, чтобы он выронил пистолет. Резо понял, что ему представился шанс вырваться из этого склепа живым. Выдернув из-под нижней полки кирку на короткой серой рукоятке, он взмахнул ею, метя противнику в грудь. Описав полукруг в нескольких сантиметрах от отшатнувшегося бандита, заостренное железо врезалось в стойку стеллажа. Имей Резо силы и время для настоящего замаха, не сносить бы Георгу головы.

Но Резо слишком устал, да еще мешал мешок, выпустить который он не мог ни при каких обстоятельствах. Повторный удар не задался. Высекая искры, железный клюв кирки со скрежетом проехался по камням. Отдача была такой сильной, что пальцы Резо невольно разжались. Георг не растерялся. Наступив на рукоятку кирки, он без труда завладел ею.

С трудом сохранивший равновесие Резо отпрыгнул назад. Георг торжествующе осклабился и последовал за ним. В следующий момент кирка впечаталась в грудину Резо, опрокинув его навзничь.

Лежа на холодном полу, он слышал, как трещит дверь наверху, как хрипит и ругается там Сосо, а сам шарил пятерней в поисках оброненного мешка.

Кирка, отбросив тень, взлетела к потолку. Когда она понеслась вниз, Резо инстинктивно зажмурился, но это не помешало ему увидеть смерть.

На этот раз — свою собственную.

Георг вернулся из Грузии подзагоревший, сильно осунувшийся, с плохо двигающейся рукой. В родной город он прибыл ночью, прошмыгнул в подъезд и весь следующий день отсиживался дома, не включая свет и телевизор, не отодвигая гардины и не выходя на балкон.

Никто не должен был знать о его возвращении. Кроме одного человека, с которым Георг связался еще в пути. Это был старый ювелир Шихтин, гордившийся своими пушкинскими бакенбардами и способностью невооруженным глазом отличать настоящие ценности от подделок. Больше обратиться было не к кому. Георг прекрасно знал, как поступят с ним в любом другом городе, если он начнет таскаться там по ювелирным салонам и ломбардам, предлагая золото и алмазы.

Прежний телефон он уничтожил, обзаведясь новым, чтобы не отследили его звонки и перемещения. Что заставляло Георга так осторожничать? Простая логическая цепочка рассуждений. Рано или поздно, но, скорее всего, все же рано, тех фраеров со шхуны поймают, когда они вернутся без своей девки и начнут тыкаться по скупкам да обменникам. Там их и накроют. Полицейские или бандиты — без разницы, потому что те и другие в конечном итоге всегда работают в связке, обмениваясь горячей информацией. Георг не хотел себе такой судьбы. И был предельно осторожен, потому что история с общаком могла всплыть достаточно скоро.

Если уже не всплыла.

Но Георг не сомневался, что ему удастся перехитрить воров, обналичить свою часть общака, смыться за бугор с липовой ксивой и осесть в какой-нибудь тихой и сытой Бельгии или Швейцарии. Уверенность его основывалась, во-первых, на собственной хитрости, а во-вторых, на наличии достаточно крупной суммы в долларах. В принципе, для начала новой жизни ее хватало. Но Георгу хотелось размаха, хотелось не ограничивать себя в средствах, а тащить на Запад воровское золотишко и камешки было слишком опасно. Вот почему приходилось прибегнуть к услугам ювелира.

Около недели Георг незаметно отслеживал все перемещения Шихтина и распорядок его дня. Дважды он едва не сталкивался со знакомыми братками из группировки, но они его не узнавали, потому что Георг радикально изменил внешность: отросшие волосы превратил в седые, на нос нацепил очки в массивной оправе, за щеки не ленился совать пару резиновых накладок. Одевался тоже по-новому: просторный костюм, дешевая рубашка с мятым воротником, деформированные туфли из секонд-хенда.

Дополнительным очком в пользу Георга было то, что он действовал в одиночку, не рискуя быть выданным сообщниками из корысти или по оплошности.

Тенгиз тем временем кис где-то на дне моря или колыхался на волнах, раздуваясь на солнце. Сосо же остался в подвале рядышком с Резо, где они должны были как следует обуглиться и принять одинаковые позы боксеров, как отметят когда-нибудь в протоколе. Георга это не волновало, он никогда не раскаивался в совершенных убийствах. Это всегда было легко, кого бы ни приходилось отправлять на тот свет: корешей, баб, земляков…

На контакт с Шихтиным он пошел в середине лета, когда удостоверился, что никто в городе его не ищет. Подсел к старику в кафе, где тот имел обыкновение объедаться эклерами во время обеденных перерывов. Поговорил с ним немного, объяснив, чего хочет и что получит собеседник. Потом встал и удалился, оставив на столе конверт с образцами.