Лесник оттолкнулся от подоконника и сделал шаг к ней навстречу.

— Не подходи! — нож со стола будто сам собой прыгнул Ирине в руку. — Не подходи, мразь, убью!

— Лови! — крикнул вдруг Лесник и бросил чем-то в Ирину. Она автоматически поймала левой рукой в воздухе — спичечный коробок — и тут же в глазах у нее потемнело от резкой боли в щеке, из глаз брызнули искры, и она услышала, как звякнул об пол выпавший у нее из руки нож.

Она сползла по стенке вниз и села. И не сопротивлялась, когда он поднял ее за плечи и повел по коридору в комнату. Он снял с нее халат и осторожно подтолкнул к кровати, застеленной чистым бельем. Он уложил ее на подушку, укрыл одеялом, подоткнул, а сам сел рядом и принялся как кошку, как собаку гладить ее по голове и нашептывать что-то ласковое, из чего Ирина, прежде чем провалиться в сон, разобрала только: «Раз тебе не нужна твоя жизнь, она нужна мне». А потом она заснула. И ей приснился отец, молодой и веселый, за штурвалом идущего по Волге катера, а она сидит сзади и, перекинув руку за борт, играет с тугой плотью теплой летней воды; и отец, смеясь, оборачивается к ней и, перекрикивая рев мотора, что-то пытается ей объяснить. Она ничего не слышит и спрашивает: «Что? Что? Говори громче, я ничего не слышу? Что?» — и ей очень важно услышать то, что он скажет, но она понимает, что даже если приставить ухо к самым его губам, то все равно смысла сказанных слов она не поймет. И от этого ей хочется плакать, и она плачет, безнадежно и горько, а отец все говорит и говорит, и улыбается ей, и постепенно плакать становится легче, и хочется сидеть вот так долго-долго, слушать его, не понимая, и плакать, и это, наверное, тоже счастье.

Она проснулась на следующий день почти в полдень. И подушка была мокрая от слез.

* * *

8 июля 1999 года. Сеславино. 23.11.

В дверь постучали. Два раза, очень тихо. Ирина, уже успевшая достать пистолет и снять его с предохранителя, отступила в угол, за стол, так чтобы дверь была перед ней, а вот окна чтоб за спиной у нее не было. Пистолет она положила на стол и прикрыла его первой попавшейся под руку тряпкой. Схватить его и нажать на курок — доли секунды. А в том, что в случае чего она не промахнется, Ирина была уверена.

— Кто?

— Ира, открой, это я, Ольга, — голос был какой-то странный, как будто придушенный.

— Не заперто, — все так же негромко сказала Ирина. — Входи.

Дверь медленно открылась. В коридоре действительно стояла Ольга, одна, и держалась рукой за горло.

— Входи, — еще раз сказала Ирина. — И закрой за собой дверь.

— Да ты не бойся, — как-то невесело, краешком рта ухмыльнулась Ольга. — Тебя он не тронет. Если сама нарываться не станешь. А я одна. Точно, одна. Не бойся. Просто не хотела Андрея будить. Уснул он. Тоже переживает. Пусть спит.

— Пусть спит, — согласилась Ирина. — Проходи. Садись. Чаю хочешь?

— Это на кухню спускаться надо. Ну его к богу.

— Да нет. Не надо. У меня кипятильник. Две минуты согреть.

— Тогда давай. А то разговор у нас — двумя минутами не обойдешься.

Ирина поставила воду, достала из сумки чай, конфеты, колбасу и сыр. Хлеб уже лежал на столе, в полиэтиленовом пакете. Ольга села к столу. Ирина поставила на стол два стакана.

— Ну что? — спросила Ольга.

— Что — что? — не поняла Ирина.

— Обманули меня? Зверушек они ищут. Зарекалась я сто раз не пускать постояльцев. Только денег — откуда взять? А Андрею вон пальто на зиму покупать надо. Из старого-то совсем уже вырос. Руки торчат чуть не по локоть.

— Почему обманули… — начала было Ирина.

— Не перебивай. Наворотили вы дел, теперь расхлебывать. И, умные какие, через Андрея решили все разузнать. Поняли, что врать не умеет.

— А чего мы такого, собственно, наворотили? — Ирине этот Ольгин наезд совсем не понравился, и она решила отыграть немного назад. — Мы делаем свою работу. Нам за это деньги платят. А что через Андрея — так через тебя-то ничего бы не вышло. Да и не делай вида, что с самого начала не поняла, зачем мы сюда приехали. Все ты поняла. А вот деньги на самом деле нужны.

— Да, это ты права, — Ольга кивнула головой, и тон у нее стал несколько мягче, хотя и с самого начала Ирине в ее правоверный гнев не слишком-то верилось. — Все я поняла. И с самого начала. Только думала — не выйдет у вас ничего. Не вы первые, не вы последние. Тут приезжали уже разные, и из Саратова, и еще откуда-то. Один даже по-русски не говорил.

А вот это уже интересно, подумала Ирина. Кто это тут такой приезжал, не говорящий по-русски, о ком ни они, ни местное ФСБ ничего и знать не знали? Надо будет этим заняться. Потом.

— Приезжали-проезжали, — продолжала между тем Ольга, — и никто так ничего и не нашел.

— А они тоже все у тебя останавливались?

— Да нет, в том-то все и дело, что не у меня. Люди такие деньги хорошие на них зарабатывали, а вреда никакого. Вот я и подумала — а чего бы и мне…

— Ладно, — Ирина понемногу начала перехватывать инициативу в разговоре, — давай-ка ближе к делу. Так чего такого мы с Виталием наворотили?

— А того, что попрощайся ты теперь со своим Виталием. Угробили они его.

— Кто — они?

— А то ты не знаешь, кто. Болотники, кто еще.

— А ты откуда знаешь, что они его угробили?

— А ты думаешь, он иначе Андрея-то отослал бы обратно, да с лодкой? Твой этот друг, он ведь по незнанию-то в самое их гнездо сунулся. Там как раз он и живет, наш-то болотник. Если бы Андрея не уговорил, он бы и вовсе туда дороги не нашел. Заплутали бы они его, глаза бы отвели, и ходил бы он как дурак по кругу, и не видел ничего перед собственным носом. А Андрей — что, Андрей там как у себя дома.

— А почему он там как у себя дома?

Ольга как-то вдруг вся подобралась, и губы у нее стали еще уже, чем обычно. Ирина решила не давить. Вода как раз вскипела. Она заварила чай, разлила его по стаканам и нарезала для бутербродов колбасы и сыра. Потом подошла к Ольге и положила ей руку на плечо.

— Да не переживай ты так. Виталий — он профессионал. Он выкрутится. Как — не знаю. Но как-нибудь выкрутится. А завтра я туда съезжу. Сама. Виталий был без оружия. Я поеду с оружием. И найду его обязательно.

— Ты что, с ума сошла? — вскинулась вдруг Ольга, и Ирина увидела, что глаза у нее стали совершенно бешеными, пустыми и непроницаемыми, совсем как у Андрея. — Уезжай! Уезжай отсюда немедленно! Завтра же утром и уезжай! Сегодня ночью они тебя не тронут. У меня — не тронут. И спать будешь со мной, в моей комнате. Тогда точно не тронут. А завтра… Куда ты собралась, дура? Да еще с оружием? Они же тебя… Да от тебя же…

Ирина взяла Ольгу за оба плеча и резко встряхнула.

— Давай-ка говори все, что знаешь. Я должна понять — ты понимаешь? — понять. Иначе, как ты говоришь, я наворочу чего-нибудь не того. И на совести у тебя будет не только Виталик, но и я. Говори.