– Я не знаю. Может, это просто напоминание о том, насколько важна эта миссия.

Мы вышли к полосе редких буковых деревьев на гребне холмов, и Эдди показала внизу город на равнине.

– Узрите, – сказала она торжественно, – Ллангериг.

Город был округлой формы и расположился прямо у изгиба реки. Он был укреплен высокой стеной, которая загибалась вовнутрь, а сверху была оборудована выступающими бойницами, чтобы легче отбивать нашествия тральфамозавров и другие напасти. За пределами стен простиралась открытая местность, выжженная и побитая последними конфликтами. И говоря «последними», я имею в виду, что несколько броневиков еще дымились после битвы, состоявшейся сегодня чуть раньше.

– Кто они? – спросила я, показывая на два, судя по всему, военных лагеря.

Один был разбит в полумиле восточнее Ллангерига, второй – на том же расстоянии западнее. Оба могли похвастаться собственной системой траншей и земляных укреплений, где солдаты готовились к новому бою.

– Противоборствующие стороны, – сказала Эдди. – Вот уже сто сорок лет рьяно сражаются за Ллангериг. Полтора века вечного раздора, военной агрессии и политических манипуляций. Лидеры этих группировок не остановятся ни перед чем, чтобы разгромить соперника, в то время как цель их извечной борьбы стоит между ними и ждет исхода, давно затаив дыхание.

– Милитаристы? – спросила я.

– Если бы, – отвечала Эдди. – Те, конечно, тоже жадные до власти маньяки, но хотя бы знают, когда пришло время для перемирия. Нет, этими движет алчность. Они абсолютно безжалостны в своей погоне за властью, влиянием и территорией.

– Ты хочешь сказать… – начал Перкинс.

– Именно, – ответила Эдди. – Железнодорожные компании.

Я присмотрелась. И действительно, в обоих лагерях, разбитых на востоке и на западе, наблюдались и подъемные краны, и груды стройматериалов, уголь и даже парочка локомотивов. А за каждой военизированной зоной шла железная дорога, извиваясь змеей и вскоре скрываясь из виду за бескрайними зелеными холмами. Трудно было не заметить, что выжженная и раскуроченная земля была сосредоточена строго в окрестностях Ллангерига.

Пока мы глазели на такую панораму, залп артиллерийских орудий был выпущен восточной железной дорогой, и секунду спустя несколько снарядов разорвались рядом с их оппонентами с запада. Те ответили огнем на огонь и повалили вековой дуб, который за свой век наверняка не раз подвергался опасности. Артобстрел продолжался, и я заметила, что инженеры и военные машины с западной стороны пытаются прокладывать рельсы, продвигаясь к Ллангеригу. Это вскоре заметили и на востоке и послали вперед стрелков, чтобы остановить инженеров. Те с задачей справились: на три положенные шпалы потери составили пять, насколько мне было видно, человек.

Параллельно с этим инженеры восточной компании при помощи подъемного крана начали перетаскивать законченный участок дороги длиной в тридцать футов, что было встречено ружейным огнем с запада. Мы смотрели, как сварщики в тяжелой броне на теле выбежали устанавливать новую секцию рельсов, но хотя они варили железо с потрясающей отвагой, участок дороги был забракован Строительным Инспектором, облаченным в полосатый судейский наряд.

– Недостаточно балласта под рельсами, – сказал Уилсон со знанием дела. – Такие не выдержат даже веса паровоза, не говоря уже о полных грузовых вагонах угля.

Это все было как-то слишком странно даже по кембрийским меркам. Две группы людей воевали за одну милю голой земли между двумя парами рельсов.

– Ясно, – проговорила я медленно. – И они воюют, потому что?..

– Спустимся вниз, и я расскажу по дороге, – сказала Эдди, поглядывая на солнце, чтобы вычислить время. – Нужно успеть в город к тихому часу в 12.07.

– Ничего себе точность.

– Железнодорожные милитаристы щепетильны в вопросах пунктуальности. Они иногда запаздывают, но всегда извиняются и объясняют причины задержки, и если тихий час сильно запаздывает, ты можешь требовать компенсации.

– Компенсации чего?

Она пожала плечами.

– Никто не знает.

Мы спускались вниз, пока история проносилась перед нашими глазами благодаря вдохновенному повествованию Эдди. Конфликт начался при дедушке Тарва, когда он возжелал, чтобы и Кембрийская Империя урвала свой кусок пирога от нового на тот момент проекта железных дорог, которые привлекли бы в страну богатство и современные достижения. Железнодорожные компании из штанов выпрыгивали, чтобы побороться за право на хлебные контракты, но случилось недоразумение, и не одна, а две компании ошибочно получили заветное право на потенциально прибыльную ветку между Кембрианополисом и глубоководной якорной стоянкой Аберствита.

– После ожесточенных споров, – рассказывала Эдди, – император постановил, что первый, кто доберется до Ллангерига, получит контроль над веткой, и начался строительный вихрь. Кембрийские Железные Дороги строили с востока, а Трансваллийская Железнодорожная Магистраль – с запада. Обе компании подобрались к Ллангеригу с краев, и вот слово за слово кто-то кого-то оскорбил, кто-то разбил кому-то нос, кто-то кого-то пристрелил – и глазом не успели моргнуть, как развязалась война и тянется уже дольше века. В доках скопились грузы, и Кембрианополис ждет не дождется, когда их можно будет отправить по железке. Так что если ваш прадед заказывал кембрийское пианино, оно и по сей день стоит где-то на складе в ожидании пересылки.

Мы остановились в непосредственной близости от городских стен, и воюющие компании обменялись очередными артиллерийскими залпами, а несколько смелых железнодорожных военных были обезврежены пулеметным огнем.

– Сколько человек умерло за милю рельсов в течение полутора веков? – спросил Перкинс.

– Восемь тысяч, – ответила Эдди. – Плюс минус.

– Опасная здесь работенка у железнодорожников, – заметил Уилсон.

– Это правда, – согласилась Эдди. – И все они сражаются не за славу, а за долю в прибыли. Если солдат выживет и дорогу через Ллангериг проложит компания, за которую он сражался, он разбогатеет так, как никому и не снилось.

– Но если он не выживет?

– Его похоронят в картонной коробке, а вдова получит пятидесятифунтовый сувенир.

– И что, у них нет недостатка в рекрутах? – поинтересовался Уилсон.

– К ним очереди выстраиваются.

– Кто-то должен положить этому конец, – прорычал Перкинс.

– Эта война идет уже так долго, и будущая прибыль от железки так огромна, что победитель оставит проигравшего банкротом, – сказала Эдди. – Так что в корпоративном смысле это битва не на жизнь, а на смерть. Уже давно не прибыль, а острые финансовые последствия рулят этой войной.

– А что, если ничья? – спросила я из интереса. – Не могут они поделить ветку между собой?