На трибуне Гитлер обратился прямо к ним, выбросив в воздух руку со сжатым кулаком:

– Мы хотим, чтобы наш народ был послушным, – изрекал он, – и вы должны учиться покорности! Пред нами лежит Германия. В нас горит Германия. И за нами идет Германия!

На площади камеры Рифеншталь медленно двинулись наверх, к лицам ребят. Легкий осенний ветерок трепал их в большинстве своем светлые волосы. Их глаза светились преданностью и подсвечивались доверием. Их лица были наполнены грацией, в них не было ни одного изъяна, они были настолько идеальными, что даже сегодня, даже на старой черно-белой пленке почти виден розовый румянец на их щеках. И все же многие из этих молодых людей с прекрасными ликами однажды станут вырывать плачущих детей из рук их матерей и кидать младенцев в газовые камеры; они прикажут польским женщинам раздеться догола, выстроят их по краю окопа и перестреляют со спины; они запрут всех женщин и детей французского города Орадур-сюр-Глан в церкви и подожгут ее.

Лени Рифеншталь отлично справилась с заданием, Гитлер был доволен. Через два года, в 1936-м, у нее будет возможность сделать еще один пропагандистский фильм, который вновь покажет картины триумфа молодости, красоты и грации и снова обманет весь мир.

Когда закончился осенний семестр в университете, Джо уехал домой, в Секим, чтобы провести Рождество с Джойс и ее семьей. Всю осень он ждал зимних каникул, чтобы побыть со своей невестой где-то кроме скучной студенческой столовой.

Когда он собирался уехать из города, его внимание привлекла статья в «Дейли»: «Выпускники университета выходят в реальный мир с огромными долгами и вынуждены работать на несколько ставок». Эта статья была как нож в сердце. Средняя задолженность среди студентов составляла двести долларов, говорилось в статье, а за четырехлетний период у них накапливается более двух тысяч долларов. Обе цифры казались огромными деньгами в 1934 году для таких парней, как Джо. Но когда он стал читать дальше, больше всего его удивило то открытие, как он вспоминал через много лет, что «более половины опрошенных студентов получают университетское образование без каких-либо затрат со своей стороны, все расходы покрывают их родители или родственники, не ожидая возврата вложенных средств». Целью борьбы Джо за продолжение учебы в университете была надежда на лучшую жизнь после его окончания. Ему и в голову не приходило, что человеку с высшим образованием двери на любом предприятии не откроются просто так, сами по себе. И его поражало, что большинству его одногруппников не приходилось думать о деньгах, у них были родные, которые заботились об их финансах и тратили на них тысячи долларов, не ожидая при этом когда-нибудь их вернуть. Это открытие всколыхнуло в нем то беспокойство и неуверенность в себе, которые периодически вырывались на поверхность его чувств. Но теперь к этой смеси добавилось кое-что новое – ядовитый привкус зависти.

Парни дрожали, сидя на жестких скамейках, одетые не по погоде в шорты и тонкие хлопчатобумажные водолазки. Солнце уже зашло, и огромное помещение лодочной станции было очень неуютным, ветер задувал во все щели здания. Снаружи был очень холодный и темный вечер. На стеклянных панелях больших раздвижных дверей разбегались узоры дождевых капель. Это был вечер 14 января 1935 года, первая тренировка команды в новом году. Парни и несколько репортеров ждали Эла Албриксона, чтобы тот рассказал им свой план на предстоящий гоночный сезон. Через несколько десятков минут томительного ожидания Эл Албриксон вышел из офиса, он подошел к ним и стал говорить. К тому времени, как он закончил свою речь, никому в комнате больше не было холодно.

Он начал с изменений в основной стратегии тренировок. Вместо того чтобы начать раскачиваться сравнительно медленно в первые несколько недель зимней четверти, как они обычно это делали, работая над деталями техники и физической подготовки, ожидая улучшения погоды, теперь они будут тренироваться каждый день, прямо с начала года, невзирая на погоду. Они наработают самую лучшую физическую форму сначала, а уже потом будут беспокоиться об улучшении техники. Более того, все они – не только второкурсники – начнут соревноваться друг с другом в уже сложившихся командах, вместо того чтобы постоянно менять составы и пробовать новые экипажи. И ставки на этих гонках будут самые высокие. Это будет очень необычный сезон.

– Несколько раз, – возвестил он, – команды Вашингтона выигрывали самые высокие награды в Америке. Однако они ни разу не участвовали в Олимпийских играх. Это – наша цель.

Первый шаг к поездке в Берлин в 1936 году и к золотой олимпийской медали был сделан уже этой ночью.

Отодвинув в сторону свою обычную молчаливость и несмотря на присутствие журналистов в помещении, Албриксон говорил все оживленнее и эмоциональнее. По его словам, в ребятах в этой комнате было больше потенциала, чем он когда-либо видел на лодочной станции за все годы карьеры гребца и тренера, больше, чем когда-либо еще он ожидал увидеть в своей жизни. Где-то среди них, сказал он парням, была самая лучшая команда, которую Вашингтон когда-либо видел. Лучше великой команды 1926 года, в которой он сам пришел к победе на Поукипси. Лучше команд Калифорнии, которые выиграли олимпийское золото в 1928 и 1932 годах. Может быть, лучше всех, которые Вашингтон когда-нибудь увидит в будущем. Девять человек из них, твердо сказал он, с такой решимостью, будто это было уже решено, будут стоять на пьедестале в Берлине в 1936 году. Только от них самих, от каждого, зависело – будет он там или нет. Когда он закончил, парни вскочили на ноги и стали ему аплодировать, подняв руки над головами.

Это выступлениие было настолько несвойственным для Эла Албриксона, что все в Сиэтле, кто хоть насколько-нибудь интересовался греблей, его заметили. На следующее утро «Сиэтл Пост-Интеллиженсер» ликовал: «Новая эра в гребле вашингтонской команды. Возможный выход на Олимпийские игры в Берлине». «Вашингтон дейли» отметил, что «несмотря на сильный холод, на лодочной станции было в прошлую ночь так тепло от силы духа и огня в молодых парнях, как уже не было много лет».

После этого на станции началась необъявленная война. Соперничество, которое возникло еще осенью, теперь переросло в открытые нападки. Раньше парни просто отворачивались друг от друга, пытаясь не встречаться глазами, но теперь они смотрели друг на друга прямо и холодно. Раньше они изредка могли задеть соперника плечом, а теперь в открытую толкали, проходя мимо. Они хлопали дверями шкафчиков. Они сыпали друг на друга проклятия. Недовольство разрасталось. Братья Сид и Джорди Ланд – один в лодке второкурсников, второй – в экипаже запасного состава – теперь едва здоровались.