— Всего двадцать пять из восьмидесяти, подлежавших казни, — ответил Транд, и не успел я задать очевидный вопрос, как он добавил: — и я был одним из них.

Смеркалось, когда наш корабль вошел в пролив, ведущий к самому Йомсборгу, и я понял, что ошибался насчет кажущейся ровности берега. По мере продвижения явились длинные гряды, не такие изрезанные и грубые, как в Исландии, но ровная стена бурых и серых скал. У ее подножья каменистая отмель с валунами постепенно переходила в долгую полосу белого песка, подпирающую дюны. И вот, войдя в устье реки, мы увидели город, выстроенный на острове, скалистый берег которого поднимался почти от самой воды. Это делало город йомсвикингов непреступной твердыней. Сторожевые башни возвышались над крепостной стеной, два высоких вала, насыпанных по склону горы и вкруг внутренней военной гавани, защищали ее. Направляясь к торговым причалам, наш корабль шел вверх по течению, и я заметил, как Транд всматривается в устье гавани йомсвикингов, когда мы проходили мимо. Очевидно, ему не понравилось то, что он увидел. Столбы заграждений, обращенных к реке, пришли в плачевное состояние, древесина, пропитанная водой, сгнила. Два тяжелых створа деревянных ворот, облицованных железными пластинами, прежде защищали вход в гавань — во времена осады их можно было замкнуть, перекрыв доступ в гавань. Теперь створы покосились, и крепостные валы, с которых защитники метали снаряды в нападающих, обвалились. Твердыня йомсвикингов пришла в упадок.

Как только корабль причалил, мы с Трандом сошли на берег и направились в крепость. Город, по всей видимости, процветал и оказался гораздо обширнее, чем мне думалось, с правильной сетью улиц и множеством глухих стен, со складами и лавками, окна которых уже были закрыты ставнями на ночь. Признаки упадка вновь появились, когда мы начали подниматься на гору к крепости йомсвикингов. Широкая дорога вся была в рытвинах, обочины заросли травой. И главные ворота крепости не охранялись, как должно. Трое скучающих воинов даже не попытались остановить нас, когда мы проходили через ворота внутрь крепостных стен. Сами стены имели очертания овала, и в центре его была площадь для смотров. По четырем сторонам ее стояли четыре длинных дома, похожих на амбары, они-то явно и служили общежитиями. Каждое не менее восьмидесяти шагов в длину — в три бревна, крепко сплоченных в торец, а крыша покрыта дранкой. Было заметно, что три длинных дома брошены. Кровли их продырявились, по застрехам кое-где провисли. Но в четвертом, ближайшем ко входу в крепость, видимо, кто-то еще обитал. Крыша его была подновлена, из нескольких дымовых отверстий поднимался дым, и не менее двух десятков мужчин сидели перед главным входом на скамьях, за столом, стоящим на козлах, — иные беседовали, иные играли в какие-то настольные игры.

Мы с Трандом направились к ним, они подняли головы. Транд был еще шагах в двадцати, когда один из них поднялся на ноги. Это был жилистый человек в темном обыденном платье, но с осанкой воина. Судя по седым волосам, он был примерно одних лет с моим спутником. Вдруг он хлопнул рукой по столу, отчего фигурки на игральной доске подпрыгнули.

— Транд! — закричал он. — Клянусь головой быка Имира! Это, конечно, Транд! Эти длинные ноги я узнал бы где угодно! — Он поспешил к моему спутнику и заключил его в медвежьи объятия. — Никак не думал снова увидеть тебя! — кричал он. — Где ты был все эти годы? До меня дошли слухи, будто ты был среди тех, ходивших в Ирландском море, но то было десять лет назад, не меньше, и с тех пор никаких вестей.

— Я спокойно жил себе в Исландии, — ответил Транд, — пока не почувствовал, что настало время посмотреть, что сталось со старым братством.

— Тут, сам видишь, все совсем не так, как было раньше, — и старый воин махнул рукой в сторону пустых общежитий. — Но это неважно, это все переменится. Мы набираем новых, хотя охотников не так много, как мне хотелось бы, да и мы не столь строги, как раньше, в отборе. Давай я тебя представлю.

С гордостью он подвел Транда к этим праздным людям и приступил к знакомству. Он словно хвастался перед ними, мол, Транд был членом братства во времена его славы, дрался с людьми ярла Хакона при Хьорундарфьорде и уцелел. Мол, он настоящий воин и знает, что такое истинный йомсвикинг. Хвалы его показались мне столь преувеличенными, что я заподозрил, не стоит ли за этим какая-либо цель, и внимательней пригляделся к слушателям. То была весьма разношерстная братия. Иные — воины, покрытые шрамами, иные же совсем молоды и по виду не воины. Судя по внешности — не все северяне. У которых квадратные лица — венды; у которых же подбородки узкие и лица лисьи — верно, выходцы из пермских земель, лежащих дальше на севере. Общим же у них было то, что каждый имел при себе добрый кинжал, и многие носили толстые куртки, которые поддеваются под доспех, северянами называемый кольчугой.

— А кто твой спутник? — спросил знакомец Транда, которого, как я узнал потом, звали Арни.

— Его имя Торгильс. Он приехал со мной из Исландии.

— Он воин?

— Скорее странник и наблюдатель, — ответил Транд. — Он посвятил себя Одину-страннику.

— Ну, Один, он еще и бог битвы, так что этот человек вполне может найти свое место среди нас…

Транд прервал его.

— Кому я должен доложить о себе?

Пыл Арни как-то сразу приугас, он как будто смутился и отвел Транда от стола подальше, чтобы их не слышали. Я же пошел следом.

— Ныне все идет не так, как в былые дни. Во всяком случае пока не так, — рассказал нам Арни. — После поражения в битве с ярлом Хаконом наше братство распалось. Осталось нас совсем немного — всего пара дюжин, из тех, что были хворы, да охранявшие Йомсборг, да горстка уцелевших в сражении. И многих из них, как и тебя, мы никак не думали снова увидеть. Иные, понятное дело, стыдились вернуться.

— Ты бы лучше объяснил все Торгильсу, — заметил Транд, видя, что и я слушаю. — Коль хочешь залучить его в братство, он должен знать правду.

Арни сплюнул в пыль.

— Сигвальди, Торкель и другие — они и их дружины вышли из битвы, когда увидели, что по числу кораблей мы сильно уступаем норвежцам. Они нарушили священную клятву йомсвикингов и отступили, оставив таких, как Транд, биться с врагом без подмоги. Их неверность принесла братству больше вреда, чем проигранная битва. К поражению и смерти мы были готовы, а против трусости и бесчестия у нас не было защиты.

Позже Транд рассказал мне, что его соратники столь устыдились того, что сколько-то кораблей йомсвикингов бежало от боя, что возник спор, не бросить ли вызов своим собратьям и биться сначала с ними, чтобы стереть бесчестие. Во всяком случае, копья и камни летели в уходящие корабли, и проклятия раздавались им вслед, прежде чем братство повернулось лицом к норвежцам.

Арни продолжал:

— Сигвальди был среди первых отступников, а хуже всего то, что был он тогда нашим вождем. В те дни мы все дали клятву подчиняться одному человеку, избранному военачальнику. Он решал все дела братства, будь то дележ добычи или какая ссора между нами. Когда же вождь оказывается презренным изменником, трудно потом бывает восстановить уважение к самому понятию о воеводстве. Вот почему теперь мы управляемся сами собой, посредством совета — собрания старейших, они-то все и решают. И я не сомневаюсь, Транд, что ты будешь сидеть в совете.