Подстреленный Жюльеном лось пришелся весьма кстати: якуты щедро кормили собак, и умные животные стойко переносили тяжелые перегрузки – длинные перегоны и быстрый темп езды.

Беглецы еще раз пересекли Полярный круг и переправились через Бараниху и Чаун. Зловещая тундра кончалась.

Каких-то пятьсот двадцать пять километров – и они у самой восточной точки Азии! Однако свалившаяся внезапно на них беда, по сравнению с которой все предшествовавшие невзгоды выглядели пустяком, надолго – увы! – задержала их продвижение к этому заветному месту, где сто семьдесят шестой меридиан пересекается шестьдесят седьмой северной параллелью.

Алексея, чувствовавшего уже два дня легкое недомогание и потерявшего аппетит, с утра начало знобить, поднялась температура. Он весь день пытался бороться с хворью, поглощая стакан за стаканом чай с подмешанной к напитку водкой, но тщетно. После очередной ночи, проведенной в снегу, жар резко усилился, и его охватила такая слабость, что он уже не мог сидеть в санях. Серьезные симптомы – затрудненное дыхание, мучительные боли в боку – приводили друзей в отчаяние. Продолжать путешествие было нельзя, хотя мужественный юноша, готовый пожертвовать собою ради друзей, уговаривал своих спутников оставить его и продолжить дорогу одним.

К счастью, вскоре им попалось большое чукотское стойбище.

Что бы ни говорили и ни писали о чукчах, народ этот отличается редкостным гостеприимством. Твердо придерживаясь заветов далеких предков, жители суровой полярной зоны при всей их бедности, вошедшей в поговорку, никогда не забывают о своем долге помогать ближнему, и забредшие в сей край могут рассчитывать на их поддержку.

Вот и на этот раз, заслышав лай чужих собак, навстречу нашим друзьям вышли несколько чукчей. Не выказав при виде незнакомцев ни удивления, ни страха, они засуетились возле Алексея и сказали Шолему, знавшему и язык и обычаи жителей полуострова[68] и попросившему их приютить у себя путников, что больного следует поскорее внести в дом.

Тотчас, воспользовавшись приглашением, Шолем без стеснения откинул оленью шкуру, закрывавшую вход в жилище, и направился прямо во внутреннее помещение, выгороженное в центре чума. Жюльен и Жак, неся на руках своего друга, шли за ним следом.

При строительстве своих обиталищ чукчи проявляют прямо-таки чудеса изобретательности, и хотя материалы, из которых сооружается традиционное жилье – сплавной лес, идущий на каркас, и китовые ребра, используемые на стропила, – предельно просты, в чуме легко переносятся самые лютые арктические холода. Эти примитивные на первый взгляд дома, покрытые тюленьими шкурами, поверх которых уложены куски дерна, невидимые зимой из-за снега, состоят из двух конусовидных помещений – одно в другом. Центральное, крепко обтянутое снаружи теплыми оленьими шкурами и отделенное от внешней стены полуметровым слоем воздуха, служит семье общей спальней. Из-за круглосуточно горящих ламп на тюленьем жиру внутри всегда жарко, как в бане, так что, даже раздевшись, простуды не схватишь. Чтобы придать строению устойчивость, на самом верху кладется на сходящиеся там стропила из китовых ребер тяжелый камень, венчающий северное жилище наподобие люстр в наших комнатах. Внизу, на толстую подстилку из мха и веток, кидаются моржовые шкуры, спать на которых одно удовольствие. И если бы не удушливая жара – от светильников и скученности людей – и не пронизывающий буквально все запах протухшей рыбы, чум можно было бы смело назвать верхом совершенства.

Впрочем, справедливости ради заметим, что мы упустили одну важную деталь, без которой представленная выше картина не отличается полнотой: несчастные чукчи имеют привычку там же, внутри помещения, справлять свои естественные нужды[69]. И поэтому неудивительно, что стоило только Жаку с Жюльеном переступить порог гостеприимной, но зловонной хибары, как к горлу их моментально подступила тошнота, вызвавшая в памяти ужасную ночь в арестантском бараке. С трудом сдерживая рвотные позывы, французы осторожно положили своего друга на постель из мягких, теплых шкур, приготовленную заботливыми хозяевами.

Они засуетились возле Алексея и сказали, что больного следует поскорее внести в дом

Бывают случаи, когда пословица «Нет худа без добра» себя оправдывает. Стоявшая, как в парилке, жара, нестерпимая для здоровых людей, только что наслаждавшихся свежим воздухом, оказала благотворное воздействие на организм Алексея. Здесь, в надежном укрытии от ледяного дыхания снежной пустыни, тепло расслабляло, и, так как кашель, разрывавший грудь, прекратился, больной уснул.

Не веря такому счастью, французы, немного успокоившись и быстро разобравшись в строении чума, попросили у хозяев разрешения расположиться во внешнем «отсеке», отделявшем центральное помещение от наружной стены, что позволило бы им избавиться от духоты. Чукчи, не усмотрев в этой просьбе ничего, кроме скромности, были чрезвычайно признательны за это гостям.

Вездесущий Шолем не теряя времени зажег лампу, устроил постель и разложил съестные припасы.

Обитатели дома при всей их внешней невозмутимости были заинтригованы появлением незнакомцев. Один за другим выходили они из центрального помещения – спальни и, устраиваясь поближе, устремляли на странников внимательный взгляд бесхитростных и добрых глаз.

Первыми появились мужчины: насытившись мороженой тюлениной, они, опираясь спинами о внутреннюю перегородку, стояли теперь с дымившимися трубками во рту. Вслед за ними выскочили полуголые дети. Женщины, более стеснительные, занимались между тем хозяйством: чинили сети из полос моржовой кожи, разминали оленьи шкуры, подливали жир в примитивные светильники – выдолбленные в камне углубления, соскребали с китовых ребер остатки мяса и что-то шили.

Беседа между чукчами и их гостями-французами шла с помощью жестов, подчас неверно толкуемых: к сожалению, занятый делами Шолем не мог выполнять обязанности переводчика, Алексей же отдался целительному сну. И все-таки общение было сердечным. Уходя спать, чукчи тепло попрощались за руку с новыми знакомыми.

На следующее утро больному, вспотевшему ночью так, будто он побывал в парной бане, явно полегчало, и, хотя Алексей ощущал еще крайнюю слабость, удушье уже прошло и боль в боку притихла.

– Меня беспокоит не столько мое состояние, милые мои, сколько страх, – говорил он тихим голосом друзьям-французам, присевшим возле него. – С воспалением легких я справлюсь…

– Вы простудились, когда ныряли за нами в ледяную воду Хандыги, – заметил прочувствованно Жюльен.

– Прошу вас, не преувеличивайте ни серьезности моего заболевания, ни ту помощь, которую смог я вам оказать.