Она одержима стремлением создавать уют и делать жизнь Мартина и детей абсолютно безоблачной. Их желания — смысл всей ее жизни. Если бы Майк сказал: «Кэрри, принеси-ка мне чего-нибудь выпить», то моим ответом, скорее всего, было бы: «Тебе надо — ты и иди!» Гарриет такое не может даже присниться. Как только у кого-нибудь пустеет стакан или тарелка, Гарриет сразу же хватает посуду и несет ее на кухню. Обычно я не выдерживаю и говорю ей: «Пожалуйста, давай я тебе помогу». Но в ответ всегда слышу: «У тебя руки заняты Томом. А мне совсем не трудно». Неудивительно, что она такая худая — она постоянно находится в движении, обслуживая свою семью. Стоит только раздаться крику Арнольда или Сидни, которые плещутся в бассейне: «Мам, принести мне попить!», как она откликается: «Конечно, солнышко!» — и вскакивает с места.

Вчера мне настолько надоела ее постоянная беготня, да и руки у меня так чесались от желания отшлепать ее мальчишек, что я не выдержала и спросила Гарриет, почему бы не заставить их самих сходить на кухню за лимонадом.

— Но зачем? — У нее даже глаза расширились от удивления. — Мне так нравится ухаживать за ними.

Я обнаружила еще одну причину, почему Гарриет не толстеет. Она ничего не ест. Когда мы выбираемся в ресторан, я каждый раз наслаждаюсь каким-нибудь новым для меня блюдом восхитительной французской кухни. Что-нибудь вроде тонко нарезанного картофеля с пряным соусом, да еще и с сочным мясом. А рядом со мной сидит Гарриет и равнодушно водит вилкой по листьям салата, сиротливо лежащим на ее тарелке. В такие моменты мне так и хочется сказать ей: «Давай же! Закажи себе огромный десерт и, пожалуйста, напейся!» Но она никогда этого не сделает. Ей ведь необходимо вставать ни свет ни заря, чтобы приготовить завтрак Мартину и мальчикам.

Каждое утро у нас происходит что-то вроде соревнования: кто первым спустится в кухню. Из-за Тома я, конечно же, просыпаюсь первой. Но каждый раз, дав ему первую утреннюю бутылочку молока, я стараюсь убаюкать его еще на часик. В результате засыпаю сама, а он в это время ползает по полу. Естественно, когда мы, окончательно проснувшись, появляемся в кухне, Гарриет уже принесла из булочной свежий хлеб, накрыла на стол и встречает нас с кофейником в руке. Из-за нее я чувствую себя ненужной. Вот она — самая настоящая домохозяйка.

Майк почти все время проводит в бассейне с Ребеккой. С тех пор как помирились, мы еще ни разу не занимались любовью. «Возможно, это из-за того, что я ложусь спать гораздо раньше Майка», — успокаиваю я себя, втирая в кожу очередную порцию крема для загара. И потом, он очень много пьет. Каждый вечер он до поздней ночи пьет бренди вместе с Мартином. А у меня глаза слипаются уже в одиннадцать часов — мне ведь приходится рано вставать, чтобы покормить Тома. Конечно, это здорово — отдыхать в таком очаровательном месте, но, по правде говоря, мне никак не удается по-настоящему расслабиться. Я все время помню про бассейн и поэтому не могу ни на секунду выпустить Тома из поля зрения. А он каждый раз, когда я пытаюсь почитать, устремляется прямиком к воде. Я очень боюсь, что он сгорит на солнце, и пытаюсь заставить его носить панамку, но мои усилия практически бесполезны. Том ее немедленно снимает. Кроме того, он больше не хочет спать по утрам и очень громко возмущается, когда я пытаюсь его уложить. Возможно, это потому, что вокруг происходит столько всего интересного и малыш не хочет ничего пропустить.

Ребекка совершенно потеряла голову от Арнольда и Сидни, которые разрешают ей участвовать во всех своих развлечениях. Они вместе играют в крикет в саду или плещутся на надувных матрасах в бассейне. Мартин часто играет вместе с ними. Этот человек просто не в состоянии сидеть на одном месте. Я чувствую себя счастливой, когда могу просто полежать у бассейна, Мартин же хочет, чтобы мы что-нибудь делали. Вот и сейчас он кричит нам с другой стороны бассейна: «Эй, ребята! Пошли, сыграем в крикет!» «О господи! — прошептала я тихонько. — Исчезни!» А Майк немедленно присоединился к их компании. Такое ощущение, что он согласен на что угодно, лишь бы не оставаться вдвоем со мной.

Четверг, 21 августа

Вчера мы решили выбраться куда-нибудь все вчетвером. На вечер мы наняли женщину, которая может посидеть с детьми и прибраться в доме. Последнее, по-моему, совершенно бесполезно, так как за порядком и чистотой неусыпно следит Гарриет. В пяти милях от нашего дома есть совершенно восхитительный ресторанчик, расположенный в старой мельнице. Мы заказали столик на террасе. Все были в приподнятом настроении. Я так довольна своим загаром, что почти без проблем смирилась с тем, что Гарриет выглядела ослепительно в красном шелковом платье с открытой спиной. Бледно-голубая рубашка подчеркивала темный загар Майка. Он был восхитителен. С легкой горечью я подумала, что он и Гарриет могли бы быть очень красивой парой.

У Мартина слишком светлая кожа, поэтому он не загорел, а только очень сильно покраснел. Его везде можно было узнать по ярко-розовой сверкающей лысине.

Мы заказали вино и углубились в меню. Гарриет даже выразила желание попробовать улиток. Постепенно разговор зашел о политике. Мартин, убежденный тори[37], громогласно возмущался состоянием экономики. Майк начал его подначивать, и я тоже вмешалась в разговор. Гарриет молчала. Внезапно, в ответ на одно из особенно возмутительных замечаний Мартина о безработице, она сказала: «Уверена, это не потому, что они в принципе безработные. Все дело в недостатке опыта, ведь так?» — «Гарриет, — раздраженно сказал Мартин, — помолчи, а? Ты же совершенно не представляешь, о чем идет речь. Так вот, Майк, — продолжил он свою мысль, развернувшись к жене спиной, — что ты думаешь о процентных ставках? Они поползут вверх? Или будут опускаться? По-моему, тебе нужно решить, куда вложить деньги. Я тут знаю одного парня…»

Я взглянула на Гарриет и увидела, что ее глаза наполняются слезами. Она отбросила салфетку, неловко выбралась из-за стола и бросилась в туалет. Майк с удивлением поднял глаза от тарелки, потом перевел взгляд на меня. Я пожала плечами и пошла за Гарриет. Мартин продолжал болтать, ничего вокруг не замечая.

Гарриет стояла, нагнувшись над раковиной, ее плечи вздрагивали от рыданий.

— Гарриет, — позвала я, — ты как?

Она подняла голову и встретилась взглядом со мной в зеркале.

— Какой же он ублюдок! — прошипела она. — Я его ненавижу. Меня тошнит от всего этого. Меня просто выворачивает, когда он обращается со мной, как с идиоткой.

— Но… но я думала, что вы… счастливы, — пробормотала я. У меня было такое чувство, будто меня сильно ударили по голове. Когда я видела их вместе, мне всегда казалось, что она боготворит даже землю, по которой он ходит!

— Он мне изменил.

— Нет! — Я была потрясена. В конце концов, кто может хотеть с ним спать?

— Я обнаружила этот номер в квитанции об оплате его мобильного. Когда я по нему позвонила, ответила женщина. Я проверила выписку из платежей по его кредитной карте и нашла номер счета, о котором я никогда не слышала. Это оказался отель в Джерси. Платеж был сделан именно тогда, когда он, по его словам, ездил по делам в Лондон. — Гарриет всхлипнула. — Он ведет себя так, будто я ничего не значу, будто мое мнение вообще никого не интересует.