хороших, испытанных временем традиций лишь для того, чтобы продемонстрировать миру, что ты готова принять перемены.

С другой стороны, надо признать, что некоторые традиции устанавливаются исключительно в силу привычки. Например, в кабинете у Бретуэйта я всегда сажусь на неудобный диванчик. Или обхожу парк по периметру только по часовой стрелке. Хотя мне ничто не мешает пройти против часовой стрелки или даже по тропинке, ведущей на вершину холма. Так что я начала восхождение во взволнованно-радостном настроении. Подъем на Примроуз-Хилл, может быть, не покажется трудным для сэра Эдмунда Хиллари, но я никогда не была любительницей физических упражнений. В школе я постоянно прогуливала физкультуру, пользуясь любым предлогом. Мисс Шоль, наверное, думала, что женские праздники у меня идут еженедельно.

Через две или три сотни ярдов пространство вокруг стало слишком открытым. Я чувствовала себя беззащитной и уязвимой. Наверное, поэтому я всегда инстинктивно держалась периметра. Там я хотя бы не слишком бросалась в глаза. Что безопаснее: прятаться ближе к высоким кустам, где может скрываться потенциальный насильник, или выставить себя напоказ, покинув укрытие? Здесь, на открытом пространстве, меня было видно издалека. Я представила, как мое тело лежит лицом вниз на росистой утренней траве, мой затылок разбит, вокруг хладного трупа собралась равнодушная толпа. Наверняка люди подумают, что я сама виновата. Молодой женщине уж точно не стоит гулять в парке одной по ночам. Это форменное безрассудство. И все-таки я зачем-то карабкалась на Примроуз-Хилл, даже без Тенцинга [17], который нес бы мою сумку. Поднявшийся ветер холодил щеки. Когда подъем сделался круче, я начала задыхаться. Впереди показалась скамейка, на которой сидел молодой человек, держа руки в карманах пальто. На мгновение мне показалось, что это Том (в последнее время он мерещился мне повсюду), но у него были слишком уж узкие плечи, и он носил бороду. Я не доверяю бородатым мужчинам, особенно молодым бородатым мужчинам.

Мы привыкли, что на скамейках обычно сидят одинокие старики. В парках или на автобусных остановках, откуда они вовсе не собираются уезжать. Старикам больше нечем занять свое время. Но если мы видим молодого мужчину, одиноко сидящего на скамейке в общественном парке, у нас поневоле закрадывается подозрение. Одинокий молодой мужчина наводит на определенные мысли: либо он пребывает в печали, либо замышляет недоброе. Конкретно этот молодой человек не читал книгу или газету (в любом случае для чтения было слишком темно). Он просто сидел: сгорбив плечи и чуть наклонившись вперед, точно сжатая пружина, готовая распрямиться в любую секунду. Он наблюдал за моим приближением, склонив голову набок, как голубь, глядящий на хлебные крошки, рассыпанные на земле. В принципе, в этом не было ничего угрожающего. Он, наверное, услышал стук моих каблуков по асфальту и повернул голову в сторону источника звука. Возможно, он даже решил, что с его стороны будет невежливо проигнорировать мое появление; что я могу и обидеться, если он выкажет полное пренебрежение к моей скромной персоне. Но мне все равно было тревожно. Когда я проходила мимо, он улыбнулся и пожелал мне доброго вечера. Я коротко ответила на приветствие. Вежливо, но с прохладцей. Явно давая понять, что не намерена затевать разговор. Молодой человек то ли не понял, то ли сделал вид, что не понял, что с ним не хотят разговаривать, и заметил, что вечер сегодня прохладный.

– Да, – отрезала я таким тоном, который явно предполагал, что я не считаю его замечание достойным ответа.

Я уже прошла мимо скамейки. Молодой человек проводил меня взглядом. Если бы вокруг были люди, я бы не испугалась. Наоборот, я бы, наверное, оскорбилась, оттого что меня посчитали настолько неинтересной, что даже не удостоили вторым взглядом. Но здесь, в темном безлюдном парке, мне было тревожно. Я прошла еще десять-двадцать шагов и вдруг услышала шевеление за спиной. Я оглянулась. Молодой человек поднялся со скамейки и пошел следом за мной. Неужели он меня преследовал? Это первое, что пришло мне в голову. Хотя, возможно, он просто шел в ту же сторону. Вполне разумно было бы заключить, что, раз он сам жаловался на холод, ему надоело сидеть и мерзнуть. Но тогда почему он не ушел раньше? Почему дождался, когда я пройду мимо? Я не стала оглядываться еще раз, чтобы он не подумал, что я его завлекаю. Мужчины, которых дома ждут жены, не слоняются в парках по вечерам. Они спешат домой, где уже готов ужин: сочные отбивные с картофельным пюре. С другой стороны, мой преследователь точно так же мог предположить, что молодые женщины, у которых есть любящие мужья, не гуляют одни по вечернему парку, и, если женщина бродит одна в темноте, значит, это доступная женщина, она и наверняка будет не против ни к чему не обязывающего знакомства. Может быть, надо ему объяснить, что у меня нет никаких скрытых мотивов; я просто решила пройтись, чтобы проветрить мозги, и если он следит за мной в надежде, что я приму приглашение скоротать с ним вечерок в его неубранной холостяцкой квартире, то он глубоко заблуждается. Со мной ему ничего не обломится.

Признаюсь честно, мне было страшно, но я не ускорила шаг. Не надо, чтобы он знал, что у него получилось меня напугать. Если кому-то покажется странным, что случайная встреча с человеком может вызвать такой жуткий страх, я напомню, что он был не просто человеком: он был мужчиной. Меня воспитали так, что я считала мужчин хищниками, а себя – жертвой, и никакие логические построения не могли опровергнуть этот догмат. Даже не знаю, чего я больше боялась: что он меня изнасилует прямо на склоне холма Примроуз, или что вытащит из кармана тяжелый тупой предмет и забьет меня до смерти. У меня внутри все сжималось. Ожидание первого удара – вот что пугало сильнее всего. Потом мне будет уже все равно. Я рухну на землю, и он будет делать со мной все, что хочет. У меня даже мелькнула мысль, что пусть все скорее начнется и скорее закончится.

Ближе к вершине холма подъем сделался еще круче. Возможно, я оторвалась от преследователя. Или просто не слышала его шагов из-за хрипов собственного дыхания. На вершине была небольшая площадка с металлическим ограждением, выделявшимся четким решетчатым силуэтом на фоне вечернего неба. Одинокая фигура стояла у самых перил, глядя на раскинувшийся внизу город, – женщина в длинном пальто, с шелковым платком на голове. Я крикнула ей, подняв руку, но она не услышала. Я побежала вперед. Добралась до вершины и крикнула снова. Женщина обернулась ко