на учебу в лучшую российскую академию. В русскую Гражданскую войну камень исчез, все думали, что он навсегда утрачен. А он неожиданно всплыл в девяностые, в частной коллекции. Немало тогда людей в России погибло в борьбе за «Слоновий глаз»… А победил Сэтаас и сбежал с камнем из страны.

«Учтите, ребятки, – сказал тогда русский, – я много кого порешил из тех, кто считает этот камушек своим. Но не всех… Если они узнают, что „глаз“ в Таиланде, они приедут сюда. И тогда – бегите без оглядки. А лучше, как камушек толкнете, обзаведитесь хорошей охраной, с хорошими стволами». Я навсегда запомнил эти слова. Но второй русский пришел гораздо раньше, всего через пару дней. Точнее он был грузин, но я не знаю, в чем разница. Паланг, которого я считал ленивым болваном, всех нас спас. Ну и я не сплоховал. Как мне тогда было страшно! Но я знал, что если просто убегу, оставлю такой шанс, то потом сожру себя. Когда страшный человек выронил камень, я метнулся и схватил его, а убийца даже не заметил, пытался бедного Паланга от ноги оторвать. Я уж дал деру, но увидел большой булыжник у берега. Мотор на лодке Гочи был совсем старый, хватило лишь пары хороших ударов, я тогда был крепкий. Но когда мы отплыли, спокойнее мне не стало. Я понимал, что это за человек, он землю и море перевернет, но найдет нас. Так что в тот же день я пришел в Паттайе к собратьям по своей старой банде. Пообещал хорошо заплатить, но предупредил, с кем им придется иметь дело. Они меня поняли – выследив Гочу, сначала выстрелили в три дула, а потом подошли.

Не буду утомлять вас рассказами о том, что было дальше, когда я пытался продать «Глаз слона». Среди трех главных мафиозных группировок едва не началась война за камень, прямо как в России. Я сейчас перед вами, живой, и деньги за продажу все-таки достались мне. Это потому, что мой уровень тоже довольно высок. – Он с ухмылкой посмотрел на Огневского. – Хинхоя и Эя я тоже не обидел, как и настоятеля. Конечно, дал им лишь небольшую часть. Но ведь вся работа и весь риск были мои…

Какое-то время Огневский обдумывал услышанное, пока Лангдуан потягивал виски.

– Это не объясняет, почему вы хотели меня убить, – сухо сказал Андрей. – И при чем тут вообще Шестов?

– Как при чем? – возмутился Савил. – Вы бы видели, как он себя вел, когда пришел ко мне. Вы «страшный русский»? Вовсе нет! – бросил он Огневскому. – Куда вам до Шестова!

Андрею второй раз за день сказали, что он «не страшный». Было даже немного обидно.

– Этот Шестов явился сюда. Сказал, что ищет камень и знает, что я с ним как-то связан. Но похоже, что ничего конкретного у него не было. Проклятый фаранг угрожал мне! Он вел себя очень похоже на Гочу… Я, конечно, уже не жалкий мальчишка-монах, но так и Шестов не кто попало, у него огромный ресурс. Я человек не пугливый, как вы могли заметить, но после его визита я расчехлил все стволы, что были в моем распоряжении.

– И подключили паттайских бандитов, с которыми так и не порвали связей? – спросил Огневский.

Лангдуан поморщился и не стал отвечать.

– Что вы с ним сделали? – спросил Андрей. – Убили? Труп уже на дне залива?

– Нет, – зло ответил Лангдуан. – До вас, мой дорогой друг, я вообще ни разу не отдавал приказа на устранение. Хотя очень хотелось – Шестов грозился уничтожить меня и мой бизнес. Но тогда я сдержался, все-таки у него на меня ничего серьезного не было, больше пустые угрозы. Но я мобилизовал все свои ресурсы и вот сижу тут, как в осажденной крепости, никого не принимаю. А потом появились вы, да еще и при поддержке властей. Когда мне доложили, что вы отправились на остров, вот тогда я запаниковал…

– И приказали меня убрать? – продолжил за него Андрей.

– Я этого не говорил, – вызывающе невинным тоном ответил Савил.

– Вы сказали, что «до меня» не отдавали приказов убить.

– И до не отдавал, и после, – пожал плечами собеседник, глаза его злобно сверкнули.

– Бывают не только «страшные русские», – мрачно сказал Огневский, – среди тайцев тоже есть очень «страшные». Посмотрите в зеркало.

– Послушайте, господин страшный следователь, у вас есть еще вопросы? – отмахнулся Савил. – Я уже очень помог следствию, все рассказал, что знаю. Да, вскрылась неприятная история, отвечу перед законом. Но повесить на меня убийство или похищение у вас не выйдет! Надежных улик и показаний против меня нет и не будет. Не пора ли вам домой? Лучше всего обратно в Россию.

– Что вы еще можете сказать о Шестове? – ледяным тоном спросил Андрей.

– Да ничего… Злой, крикливый, руками махал.

«Да, – подумал Андрей невесело, – вполне похоже на нашего великолепного психопата».

– Еще, – вспомнил Савил, – он то и дело чесал голову под волосами. По науке о переговорах это признак неуверенности, но он ей совсем не страдал, скорее уж наоборот. Говорил так, будто считает себя властелином мира. Что еще… Очень внимательные глаза. Несмотря на все его крики, взгляд был очень спокойный, даже немного отстраненный. Я еще невольно сравнил и подумал: «Какие разные взгляды у тайцев и фарангов, совсем другое выражение, даже когда цвет глаз одинаковый».

– Одинаковый? – удивился Андрей.

– Ну да, у него был нормальный цвет глаз, как у тайца. Темно-карий, скорее даже черный…

– У Шестова зеленые глаза! – воскликнул Огневский. – Ну-ка, опишите подробнее его лицо.

Лангдуан рассеянно вспоминал черты – большая голова, широкий подбородок, покатый лоб, мускулистая шея, – а Андрей только крепче сжимал кулаки. Про чесание головы тоже стало понятно – парик, для привыкшего к стрижке под ноль очень неудобно.

«Питерс»!

Над пропастью

Сегодня особенный день. Страшный, болезненный, невыносимый.

Палец дрожал над клавишей мыши, наконец, Грищ стиснул зубы, зажмурился и нажал – денежный перевод был отправлен.

Грищу и раньше приходилось ослаблять свою оборону, тот денежный барьер, который отделяет его от кошмара, от возвращения в Россию, мечтающую засосать его обратно в свое бездонное брюхо. Каждый раз это стоило огромных усилий, а потом многих дней тяжелой борьбы с сомнением и страхом.

Но сегодня было хуже, чем когда-либо, – так много денег он никогда раньше не тратил. А ведь и по-другому нельзя, проект безумно дорогой, но необходимый. Да и если получится, все затраты окупятся многократно.

А если даже б и не окупилось, все равно по-другому нельзя. Да потому что устал быть