— Камера не лжет. Я ей сказал, что мой человек проводит ее в Инвернесс, но она этого не захотела.

— Позвольте узнать почему?

— Потому что она упрямая дуреха и не хотела быть обязанной. — В голосе Хаммеля звучало раздражение. — Но от денег на железнодорожный билет не отказалась. А потом я узнаю, что она отправилась на автобусную станцию — дешевле, чем на поезде, так что остаток можно прикарманить.

— Вы за ней следили? — спросила Кларк.

— Вроде того.

— Зачем?

— Чтобы убедиться, что она говорит правду. За ней нужен глаз да глаз — вполне могла отправиться к какому-нибудь дружку-наркоману в Сайтхилл[59]и кайфовать там несколько дней.

— И вы поехали за ней на автобусную станцию?

— Сначала в Уэверли.[60]Она проверила через автомат, во что ей обойдется поездка, а потом решила не покупать билет. Оттуда я поехал за ней на Сент-Эндрю-сквер и… ну, остальное вы видели на камере.

— Перепалка, — сказал Джеймс Пейдж.

— Я велел ей садиться на поезд, но она уперлась рогом.

— И вы никому об этом не сказали, потому что…

— Потому что, во-первых, это не имеет никакого отношения к делу.

— А во-вторых? — подала голос Кларк.

Хаммель на миг утратил уверенность.

— Я не хотел, чтобы об этом знала Гейл.

— Почему?

Хаммель поерзал на стуле:

— Не знал, как она к этому отнесется — что я сую нос не в свои дела. Но что поделать, раз я такой. Я должен так или иначе контролировать ситуацию.

Пейдж, обдумывая услышанное, подался назад и сложил руки на груди. Он собрался о чем-то спросить, но его опередила Кларк:

— Что вы знаете о Томасе Робертсоне?

— Имейте в виду, я говорю с вами откровенно и ничего не утаиваю.

— Мы это ценим, мистер Хаммель, — заверил его Пейдж.

— Ну, хорошо. — Хаммель помедлил. — Это тот парень, которого вы подозреваете в похищении Аннет.

— И вы поэтому отправились в Абердин?

— У Робертсона уголовное прошлое.

— Но не похищение.

— Да, но он может знать каких-нибудь уродов по местам, где отдыхал.

— Вы хотели выяснить, не они ли ее похитили? Зачем им это делать?

— Чтобы насолить мне.

— И как, узнали что-нибудь?

— Все как воды в рот набрали. Но имя Робертсона запущено — они в курсе, что я хочу перекинуться с ним парой слов…

Комната снова погрузилась в молчание. Наконец Шивон Кларк осведомилась:

— Кто вам сказал, что мы интересуемся Томасом Робертсоном?

— Что? — Хаммель прищурился.

— Об этом не сообщалось.

— Разве?

— Не сомневайтесь, — заверила его Кларк.

— Что ж, его имя уже на слуху.

— Да, но вам-то кто сказал?

Он встретился с ней взглядом.

— Не помню, — ответил он бесстрастно и ровно.

Шивон Кларк, как ни странно, знала это и без него.

В конце концов, кто еще это мог быть?

— Что ты здесь делаешь?

Ребус взглянул поверх подрумяненного сэндвича.

— Это кафе, — ответил он. — Я тут ем.

— Вам как обычно? — спросил у Кларк парень за стойкой.

— Только кофе с молоком, — сказала она, садясь против Ребуса.

— Не знал, что у тебя монополия на это место, — сказал Ребус, глядя в окно на Лейт-Уок.

— Нет у меня никакой монополии.

— Но тебя раздражает, что я здесь.

— Меня раздражаешь ты. Точка.

Ребус положил сэндвич и вытер пальцы салфеткой.

— Что я еще натворил?

— Ты все рассказал Фрэнку Хаммелю. Я не права?

— Это он говорит?

— Ему не обязательно это говорить.

— Пейдж знает?

Она покачала головой. Принесли кофе. Растворимый — часть гранул плавала на поверхности.

— Узнай об этом Фокс со своими ребятами — они бы пустились в пляс.

— Когда Томас Робертсон сделал ноги, я поначалу решил, что его похитил Хаммель.

— И ты решил держать эти мысли при себе.

— Я поехал к Хаммелю. Он сказал, что ничего не знает. — И ты назвал ему имя Робертсона?

— Половина Интернета знала, что мы кого-то допрашиваем. Он бы все выяснил сам за десять минут.

Она поставила локти на стол и подалась к нему:

— Ты не инспектор криминальной полиции, Джон.

Это больше не твоя работа.

— Вот мне и напоминают. — Он развалил остатки сэндвича и принялся изучать его содержимое: кусочек плавленого сыра и тонкий бледный ломтик ветчины. — А ваш разговор с Хаммелем что-нибудь принес?

— Он говорит, что они поругались, потому что он дал ей денег на поезд.

— Ты спросила, что он делал в Абердине?

— Искал Робертсона.

Ребус уставился на нее:

— Он в этом признался?

Она кивнула.

— А это значит, что Робертсона у него нет.

— Ты всегда исходишь из того, что ему можно верить на слово.

— А ты, насколько я понимаю, нет.

— Странно, что он раскололся и сказал вам. Если теперь с Робертсоном что-нибудь случится…

— Хаммель просто выставил себя главным подозреваемым.

Кларк погрузилась в раздумья. Ребус взялся за чай, но тот остыл, и на его поверхности собралась пена.

— Мне нужно выпить, — сказал он.

— Ничего подобного.

— Нет, нужно, иначе у меня на весь день останется во рту вкус этой ветчины. Ты будешь?

— Я ограничусь кофе.

Когда он начал вставать, она ухватила его за руку:

— Если Пейдж учует твой выхлоп…

— Для этого в пабах продают мятные леденцы, Шивон.

Он подмигнул, улыбнулся и исчез.

Она взяла чашку кофе, подула. Фокс, конечно, был прав: Джон Ребус совершенно неуправляем, и в полиции больше не было места таким, как он. Еще он предупреждал ее, что одно лишь соседство с Ребусом может ухудшить ее шансы на повышение по службе. И разве на Гейфилдсквер не царил полный порядок, пока туда не ввалился Джон Ребус? Хорошая команда, прекрасный начальник и ни единой ошибки. Правда, Ребус не виноват в том, что она пропустила Хаммеля на записи с камер наблюдения — это ее вина, и она извинилась за это перед Джеймсом Пейджем. В ее голове звучали слова Малькольма Фокса: «И звоните мне в любое время, если вам покажется, что он тонет. Или вообще пошел ко дну…»