То, что находилось подо мной, не было бутафорией. У меня не осталось сомнений в том, что это был именно наш самолет. По-видимому, он начал разрушаться еще над лесом, задевая крыльями и шасси макушки деревьев. Потом он рухнул в ущелье, его передняя часть, скорее всего, обломилась и упала в реку. Оставшийся фрагмент фюзеляжа вместе со стабилизатором и килем застрял в расщелине. Я не видел каких-либо следов пожара. В некоторых иллюминаторах даже уцелели стекла. У меня появилась слабая надежда найти уцелевших пассажиров внутри фюзеляжа. Но как туда забраться? Как назло, длина веревки оказалась недостаточной.

Оттолкнувшись ногами, я качнулся маятником, пролетел над фюзеляжем из конца в конец, пытаясь обнаружить какие-нибудь признаки жизни, и вдруг мой взгляд наткнулся на тело человека. Я видел его всего мгновение, и мне показалось, что человек прячется от меня, забившись в узкое пространство между фюзеляжем и стеной. Меня понесло в другую сторону, я сделал несколько прыжков по стене, разгоняя себя, и снова оттолкнулся обеими ногами. Это было похоже на тарзанку; я летел рядом со стеной, и ветер свистел в моих ушах. Вот я снова увидел совсем близко стабилизатор с планкой триммера, сорванной с одного шарнира, а под ней – человека. На этот раз я рассмотрел его получше. Он лежал в какой-то странной позе, уткнувшись лицом в щель между обшивкой самолета и стеной, причем его ноги были выше головы, а руки раскинуты в стороны. Одна его рука от локтя и ниже была перебинтована и, как мне показалось, к ней не очень умело была прилажена шина – так делают при переломах. Я узнал человека по лысине: это был один из спасателей, тренер по спортивному ориентированию.

Веревка пошла в обратную сторону. Я остановил раскачивание. А что, если отстегнуть карабин и прыгнуть на фюзеляж? Два метра – не бог весть какая большая высота. Когда мне надо будет выбраться из ущелья, я доберусь к нижнему концу веревки по стене – на ней полно трещин и «полочек», за которые можно зацепиться пальцами.

Не думая о последствиях, я отстегнулся и прыгнул вниз. От удара тяжелых ботинок фюзеляж загудел, словно барабан. Мне показалось, что он дрогнул подо мной и даже чуть просел. Я побежал к стабилизатору. Каждый мой шаг отзывался гулом, идущим из недр фюзеляжа. Серебристая обшивка была гладкой и мокрой, и я старался бежать строго посредине, чтобы не скатиться с покатых боков. Ухватившись рукой за край киля, похожий на огромный акулий плавник, я осторожно ступил на треснутый стабилизатор. Маленькое крыло прогнулось под моей тяжестью. Я сделал еще шаг. Раздался негромкий треск. Казалось, что это какое-то животное предупреждает меня об опасности. Я опустился на колени, на четвереньках добрался до края и, свесив голову, посмотрел вниз. Лысый лежал совсем рядом. Еще немного, и я бы смог дотянуться до него рукой.

– Эй! – крикнул я. – Ты живой? Тренер! Ты меня слышишь?

Стабилизатор со страшным скрипом раскачивался подо мной. Ухватившись за его края, я свесился еще сильнее, пытаясь увидеть лицо несчастного… О господи! Что я вижу! На загорелой лысине, между темечком и лбом, чернело пулевое отверстие. Под ним загустела капля крови. Эту страшную отметину я не мог спутать ни с чем другим.

Внезапно опора стала уходить из-под меня. Мне показалось, что в животе у меня сделалось пусто. Раздался жуткий скрип. Фюзеляж, словно подводная лодка при погружении, пошел вниз. Край стабилизатора начал со скрежетом царапать стену. Казалось, умирающий самолет, агонизируя, пытался остановить падение в пропасть. Корежась, металл крошил и стирал в пыль камень. Не раздумывая, я прыгнул на стену и схватился руками за колючий куст, вросший в камни. Фюзеляж, будто только и ждал, когда я уйду с его спины, сразу ухнул вниз, обдирая свое израненное тело о камни, высекая искры с белым дымом, упал в реку, подняв тучу брызг; мощное течение тотчас поставило его вертикально, но фюзеляж – расчлененный, изуродованный – столбом повалился в воду, сверкая в солнечных лучах белым брюшком, и его потащило куда-то по узкой скальной расщелине.

Я висел на руках над ревущей рекой. Чахлый куст, за который я держался, хоть и сопротивлялся отчаянно, но все же не мог совладать с моим весом. Он трещал, словно молил о пощаде, его корни, которые несколько лет с великим трудом пробивали себе путь в камне, рвались как веревки, и я чувствовал, что мне отпущено совсем мало времени. Я подтянул ноги, стараясь найти опору, какую-нибудь крохотную «полочку», но, как назло, стена в этом месте была почти идеально гладкой, и мои ноги соскальзывали с ее поверхности. Я подтянулся. Мне на лицо посыпались мелкие камешки и влажные комки земли. Вот перед самыми глазами узкая горизонтальная расщелина. Я только успел вставить в нее пальцы, как куст с корнями вырвался. Я повис на одной руке, и жизнь моя сосредоточилась на кончиках пальцев. Отшвырнув растение, которое спасло мне жизнь, я стал пристраивать вторую руку. Ладонь скользила по скале, ощупывая ее поверхность так, как слепой ищет брошенную ему монету, которая звякнула о пол где-то рядом. Мои пальцы зацепились за выступ. Очень маленький выступ, едва ощутимая неровность. Река ревела подо мной, будто свора голодных хищников, которые, задрав оскаленные пасти, смотрели на меня и ждали, когда я сорвусь. Высота и близость смерти пытались парализовать мою волю. Я касался мокрым лбом шероховатой поверхности стены и молил о спасении. Если я упаду, то не выживу. Течение протащит меня по своим каменным внутренностям, как через вращающиеся жернова. Если мое тело и всплывет на поверхность, то оно уже будет мертвым. Глупая, нелепая смерть! Я прикусил губу, болью заставляя себя собраться с силами. В метре над головой – карниз. Очень удобный, на него можно встать ногами и выпрямиться в полный рост. Но дотянуться рукой невозможно. Подпрыгнуть?

Я несколько раз глубоко вздохнул, резким движением подтянулся и на мгновение разжал пальцы, чтобы перенести руки выше. Ухватиться за карниз удалось только одной рукой, и то пальцы едва не сорвались. Меня прошиб холодный пот. Мать честная, как же страшно! Ладони вспотели, стали скользкими. Не делая резких движений, я подтянулся, закинул на карниз колено. Руки и ноги дрожали, словно сквозь меня пропускали ток. Но главное, что я живой, я слышу грохот реки под собой, я ощущаю лицом прохладную водяную пыль, я чувствую, как молотом колотится в груди сердце. Расставив руки в стороны, я приставными шагами пошел по карнизу к веревке. Поднял лицо. Где-то высоко среди лохматых кустов торчали две головы. Крот и Марго следили за мной.

Я добрался до веревки, немедленно пристегнул к ней жумар, потуже затянул предохранительное кольцо карабина и лишь после этого расслабился. Несколько минут, закрыв глаза, я висел на веревке, упираясь в стену ногами. Что я видел? Перебинтованного тренера с дыркой во лбу. Странное сочетание ранений – сломанная рука и пробитая пулей голова. Надо полагать, несчастный тренер получил ранения в разное время и при разных обстоятельствах. Руку он мог сломать во время крушения самолета. Кто-то наложил шину и перебинтовал ее. А потом кто-то выстрелил ему в голову… Труп спасателя стоял перед моими глазами. Странная поза – голова внизу, ноги вверху. Он не мог принять такую позу, будучи живым. В такой уродливой и неестественной позе может застыть лишь мертвое тело, подобное тряпичной кукле. Его перетащили по фюзеляжу к килю и затолкали под стабилизатор? Вряд ли. Я бы увидел следы крови на обшивке. Как же он туда попал?