– Долго жить будет этот ваш Анзур! – вдруг сказала тетка Таня, глянув в окно.

За стеклом два желтых луча от фар вилкой проткнули ненастный сумрак. У дома остановилась раздолбанная «буханка» Анзура. Этот многострадальный автомобиль за весну и лето сосчитал все ухабы окрестного бездорожья, и казалось каким-то чудом, что он оставался на ходу еще и зимой. Он словно бы пропал в солнечном августе в никуда, в четвертое измерение, как корабли в Бермудском треугольнике, а сейчас вдруг вынырнул в снежных океанах вологодского декабря.

– Ну я щас вломлю! – вскочил Димка, с громким стуком поставил чашку на стол и с готовностью сжал большие, все еще в летней ржавчине, кулаки. Дядя Гриша поспешно сел на печке, свесив с лежанки ноги.

– Да неужто приехал?! – не поверил он.

Тут тётка Таня махнула на племянника красной рукой, измазанной в свёкле:

– Что ты, Димка, взбеленился? Ну-ка, ну-ка! Лишнего нам тут не надо! Дайте ему сначала в дом войти!

На этих словах, отряхаясь от снега, в избу ввалился маленький худенький Анзур. Он никогда не отличался крепостью телосложения, но теперь казался еще тощее и непригляднее, словно постарел с августа лет на десять. Анзур сдернул шапку с головы. Под ней давно не мытые, чёрные как смоль волосёнки сбились в овечьи кудельки.

– Здорово, хозяева! Я долг привёз, – как-то тихо и не совсем внятно произнес он, будто во рту ему что-то мешало говорить.

– Где ты был, чёрт старый?! – прямо с печки заорал на него дядя Гриша. Да неожиданно так властно, будто в рупор на параде! Сразу стало ясно, что те годы, которые дядя Гриша в молодости провёл, служа на флоте, не прошли даром. Анзур как-то странно дёрнул плечами и словно бы даже подпрыгнул на месте.

Тётка Таня от упоминания нечистого перекрестилась на образа в красном углу. Димка не ожидал от дядюшки столь яростного напора и разжал кулаки.

– Гриша, что ты, что ты… Не ругайся, Гриша, – зачастил Анзур. – Да, да! Шайтан меня попутал! Шайтан!

Тётка Таня снова перекрестилась. Анзур продолжил объясняться. По-русски он говорил бойко, только акцент выдавал его.

– Сдал я металл на «Северсталь». Так много-много денег получилось! Никогда столько не было. Сколько в России живу – ни разу! Ни на стройке столько не мог заработать, ни на заводе! Нигде! С семи деревень металл у меня был! Хотел уж вам с Димой остаток завезти, но потом так домой захотелось, Гриша! К себе на родину – в Таджикистан. Там мать с отцом у меня, понимаешь? Трое братьев там у меня, две сестры. Я здесь ведь женился, Гриша, у меня двое сыновей в Вологде, старшему восемь лет, а родители мои ни разу еще внуков не видели. Не выдержал. Денег как раз хватало на билеты на самолёт на всю семью, а обычно никак выкроить не могу… Ну и… уехали мы, Гриша… вот.

Дядя Гриша от этой исповеди аж онемел, а Димка в полной тишине витиевато выругался длинными непечатными фразами.

– Анзур, ты что, одурел?! Ты на родину хотел? А я чё – не хотел?!

Анзур покраснел и намертво вцепился в шапку. Летом они обсуждали не только скачки цен на железный лом, но и стоимость авиаперелётов да рост тарифов на железной дороге. Дядя Гриша выручку собирался потратить на билеты в плацкарт, и Анзур знал об этом. Как магнит железо, тянула дядю Гришу к себе вторая жаркая родина. К тому же он осознавал, что из-за болезни каждая такая поездка может стать последней в его жизни. Из-за невыплаченных вовремя денег дядя Гриша в Хадыженск не попал, а ведь мечталось, что нынче летом поедет он туда не один: внуков хотел свезти, чтоб поклонились корням своего рода.

– Вломить ему, да и всё! – вынес вердикт Димка, вновь сжав ржавые кулаки.

И тут Анзур неожиданно заскулил и схватился за левую щёку. Из глаз у него вышибло слёзы.

– Ой, ой, ой… Больно-то как! Зуб у меня, зуб!

– А не хрен было этот зуб в залог отдавать! – припомнил дядя Гриша. – Бог-то все видит! Что наш Христос, то и ваш Аллах!

Анзур достал из кармана потрепанной куртки целлофановый пакет, в котором бережно были упакованы деньги.

– Прости, Гриша! Прости, Дима! – протянул он деньги Димке.

Тот взял пакет и, демонстрируя полное недоверие, громко начал пересчитывать бумажки под легкое постанывание Анзура. У дяди Гриши от этих звуков и только что перенесенных переживаний заболело в животе. Кроме рака печени его еще с голодной юности мучила язва желудка.

– Танька, дай мне «омезину»[19] да запить! А дураку этому анальгина хоть выдай! – приказал хозяин дома.

– Не помогает анальгин, Гриша, – пожаловался Анзур. – Упаковку съел – не помогает!

– Так к зубному сходи, дурень! – презрительно бросил Димка.

– Не могу, Дима. Гражданства российского нет, полис не дают. И на платного врача – денег сейчас нет. Зима! Лом не сдает никто, – развел руками Анзур.

– Будешь так дела вести, тебе и летом лом не сдадут, – буркнул дядя Гриша.

– Да мы-то уж точно больше не сдадим, – хмыкнул Димка.

– Всё в «буханке» своей телепаешься по такой погоде! Ещё бы зуб не болел! До костей ведь, наверно, продуло. – Татьяна подала мужу капсулу «Омеза», а Анзуру всё же протянула таблетку анальгина. Он взял и пожаловался:

– Таня, неделю спать не могу. И дыры в зубе нет, а кажется, будто вся челюсть болит. И есть не могу, – чуть не плача, пожаловался скупщик.

– Как исть, когда зуб ноет! – покачала головой тетка Таня. – У меня, у маленькой, помню, до того зубы болели! А зубных врачей в деревне тогда и в помине не было. Бывало, заберусь на печку, лягу щекой на кирпичи, плачу! До того наплачусь, что так и засну. А как проснусь – легчает!

Она с ног до головы окинула взглядом Анзура и по-матерински вздохнула:

– Да уж! Исхудал, тощета! Лет-то тебе сколько?

– Тридцать семь.

– Сколько?! – ахнули разом и Димка, и дядя Гриша.

– А выглядишь старше меня, – с сомнением и легким торжеством произнес Димон.

– Так это… работал много. Дворником был, на стройке работал, на подшипниковом в Вологде работал… Теперь вот лом скупаю. Бизнес у меня.

– Пустил бы ты, Гриша, этого бизнесмена на печь погреться, – попросила вдруг тетка Таня. – Глядишь, зуб-то бы прошёл у него.

– Да щас! – фыркнул дядя Гриша. – Гланды мёдом ему не намазать? У меня у самого печень с утра разрывается, только печным теплом и лечусь.

И хозяин дома велел Анзуру:

– Скидывай свои боты да за спину ко мне на печь полезай греться.

– Зуб пройдет? – неуверенно переступил с ноги на ногу скупщик и с опаской посмотрел на Димку.

– Хрен его знает, – пожал плечами Димон, решив, что вопрос был адресован ему. – Но хуже так точно не будет. А то дык давай во двор выйдем – в раз выщелкну! Надо бы тебе вломить-то как следует!