Пришлось ждать. Недовольные задержкой челноки маялись поодаль, охраняя товар. Самые нетерпеливые вскоре стали по очереди отлучаться в местную забегаловку — пропустить по маленькой.

По прошествии пары часов состав все так же безжизненно стоял на путях, а караванщик, тихо свирепея, продолжал колдовать над двигателем. Наблюдая за мучениями бородача, Глеб наконец не выдержал, набрался храбрости и подошел к дрезине:

— Дайте-ка.

Кострома открыл было рот, когда мальчик выхватил у него разводной ключ, но потом передумал и, безнадежно махнув рукой, уселся на край платформы. Закатав рукава, мальчик полез под металлический чехол, скрывавший механическое нутро транспорта. Спустя несколько минут что-то противно лязгнуло, а из-под днища вылетела изгвазданная деталь.

— Э-э! Ты шо там отчекрыжил, шельма?! — забеспокоился караванщик.

— Спокойно. Без этой хреновины только лучше будет. — Лицо Глеба, чумазое и довольное, показалось снаружи. — Лучше подержите вот здесь… Я, конечно, больше по дизельгенераторам, но тут все намного проще.

Степан с новым энтузиазмом ринулся в бой, на помощь юному дарованию. В четыре руки работа заладилась, закипела. Воодушевленные переменами, челноки засуетились, сгрудились вокруг дрезины, со знанием дела тыча пальцами в механизм, мол, здесь поджать, а там ослабить, на что раскрасневшийся Кострома доходчиво, образно и с интимными подробностями о внебрачных связях всех родственников до пятого колена включительно указал пустомелям то самое сокровенное место, куда им следовало незамедлительно отправляться со своими ценными советами.

Несмотря на вмешательство Глеба, на устранение поломки ушла добрая половина дня. Караванщик между делом поведал мальчику немало интересного — про нелегкий бизнес, про ушлых мазутов с их грабительскими транзитными поборами, про свою немую компаньонку, которую подобрал на одной из окраинных станций. С ней, как оказалось, история приключилась совсем печальная: бедняжка перестала говорить после неудачных родов. Ребенок появился мертвым, да к тому же с жутким уродством — без лица и ушей. Так бы и тронулась умом с горя, если б не Степан. Обогрел, выходил. Сжились, в общем.

— Хозяйка из Фимы справная, — объяснял Кострома, украдкой поглядывая на спутницу. — А что молчунья, так оно ж только в плюс! Других бабы цельный день пилят, а моя зенками покрутит, попыхтит, да успокоится!

Глеб выглянул из-за дрезины. Женщина в платке сидела возле стены, уставившись в одну точку отрешенным взглядом, и мерно покачивалась из стороны в сторону. Странная, потерянная и бесконечно несчастная, Фима не вызывала ничего, кроме острой жалости и подспудного желания помочь хоть чем-нибудь. Правда, вряд ли существовало что-либо, способное успокоить, утешить эту бедняжку, всецело поглощенную собственным горем…

За неспешными беседами ремонт незаметно приблизился к завершающей фазе, и, когда реанимированный двигатель сварливо затарахтел, по платформе пронесся вздох облегчения. Наскоро вытерев руки ветошью, мальчик подсел к Авроре, которая уже устроилась на задней дрезине, вскарабкавшись на мешки с сушеными грибами. Последними на отходящий состав вскочили двое челноков, все это время проторчавших в баре. К моменту отправления оба успели порядочно набраться, а потому, плюхнувшись на свои места, тотчас заклевали носом.

Состав неторопливо въехал в туннель, в липкие объятия первозданной темноты. Одинокий фонарь передней дрезины высвечивал впереди отрезок железнодорожного полотна, но сидеть в хвосте обоза оказалось жутковато — сзади непроницаемой стеной вставал мрак. То и дело подмывало оглянуться, но Глеб стоически сдерживался, памятуя о многочисленных слухах. Нередко доводилось слышать, что страх в туннелях обретает мистическую силу, имея свойство притягивать вполне реальные неприятности. Отгонишь плохие мысли — пройдешь спокойно, забоишься — накличешь беду.

У спутницы нервы оказались послабее. Аврора вертелась, как уж на сковородке, и, взглянув на пассажирку, Кострома таки не выдержал:

— Эй, стрекоза! Сцыкотно, шо ли? Це ж синий тракт, дуреха! Чистый, аки слеза!

Чужачка потупила взгляд, залившись краской. Теперь она сидела не шелохнувшись и лишь позволила себе вздохнуть облегченно, когда из-за поворота показался наконец въезд на «Техноложку».

Пытаясь хоть немного нагнать упущенное время, караванщик управился с рутинными делами в рекордные сроки. Аврора так и не успела толком разглядеть чудо-станцию, хотя Глеб и пытался вкратце рассказать о технической мощи и ученых обитателях этой колонии, пожалуй, одной из самых развитых в питерской подземке.

Отсчитав дозорным положенные за проезд патроны и споро сгрузив на платформу часть товаров, предназначавшихся мазутам, Кострома повел состав дальше.

Снова туннель. И снова вездесущий, проникающий в самую душу мрак. На сей раз, правда, не такой пугающий. Мерное урчанье старого движка действовало убаюкивающе. Глеб устроился на тюках поудобнее. Появилась даже шальная мысль последовать примеру поддатых челноков и прикорнуть немного. Мысли ворочались вяло и неохотно, редкий стук колес на стыках гипнотизировал, вгоняя в ступор. Поэтому внезапная и резкая остановка состава оказала весьма ощутимый эффект — пассажиры встрепенулись, заголосили наперебой:

— Почему встали? Кострома, что там? Свет дайте, кто-нибудь!

Караванщик неторопливо спустился на пути и озадаченно крякнул, почесав затылок. Впереди, прямо на рельсах, покоилась массивная бетонная балка. Бородач таращился на препятствие так, словно не верил собственным глазам. Однако удивление его долго не продлилось, сменившись ревом негодования. Из темноты в его сторону со зловещим шелестом метнулось нечто стремительное, заставив пошатнуться. Ржавые крючья абордажной кошки вонзились в плечо, тонкий трос натянулся. С гримасой боли кряжистый Кострома ухватился за веревку и что было силы дернул. В круг света упал босой человек, сплошь обмотанный драным тряпьем. Уродливые, в сочащихся сукровицей струпьях, руки незнакомца судорожно пытались нащупать на полу конец троса.

— ГНИЛЬЩИКИ! — истошно завопил челнок с передней дрезины. — ГНИ…

Железнодорожный костыль, с хрустом войдя в основание шеи, показался изо рта бедняги. С булькающим хрипом парень опрокинулся за борт, а туннель взорвался воплями и лязганьем железа. К обозу со всех сторон метнулись серые тени, потрясая баграми, кольями и обрезками труб.

Стряхнув оцепенение, пассажиры повскакивали с мест, защелкали затворы автоматов. Кострома, взлетев на дрезину, судорожно полез в инструментальный короб и вытащил охотничью двустволку с обшарпанным деревянным прикладом.

Смрад немытых тел заполонил пространство перегона. Серая безликая масса приливной волной нахлынула на обоз, облепив борта со всех сторон. Захлопали частые выстрелы. В свете вспышек Глеб заметил, как вскочила на ноги Аврора, и вовремя срубил ее подсечкой — мелькнувший в воздухе багор разминулся с головой девочки в считаных миллиметрах.

— Лежи, дура! Лежи, не рыпайся!

Челноки сражались отчаянно. Каждый понимал, что в случае поражения пощады не будет, потому что гнильщики были существами жестокими, крайне агрессивными и не гнушались полакомиться человеческим мясом. Назвать их людьми язык не поворачивался. У многих вызывала недоумение способность гнильщиков выживать в пропитанных радиацией водопроводных коллекторах и заброшенных шахтах. Патрули крупных колоний периодически проводили зачистки пристанционных коммуникаций, но прокаженные непостижимым образом, словно из воздуха, появлялись вновь и вновь, как тараканы, извести которых человечество за всю свою долгую историю так и не смогло.