Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«С тобой у меня не будет ни здесь и ни сейчас, да вообще никогда не будет. Не в моем вкусе, прости». Вспоминаю нашу первую с ним перепалку. Тогда он назвал меня Занозой, а я его — Клоуном. Сколько времени прошло с тех пор? Месяц? Полтора? Да, не больше, а такое чувство, что я знаю его не меньше, чем Рому или даже Васю. Как такое возможно? Словно под кожу проник и поселился во мне.
Ворочаюсь в кровати, все никак не могу найти правильное положение… Может, опять в Интернете покопаться? Сон мне точно не грозит сегодня, уже голова начинает болеть.
Как вспомню всю эту вереницу его девиц… Экран телефона опять гаснет. В глубине души я радовалась, что они уходят, а я остаюсь. Что он всегда относился ко мне не так, как к другим. Арина была права. Самое глупое и банальное — это смотреть на него глазами Солнцевой или Янки. Но я другая, я — это я, поэтому завтра четко ему скажу, чтобы прекращал дурить. Я не хочу потерять друга, надеюсь, он тоже.
Голова что-то гудит, это все нервы и постоянный недосып. И Янош Разумовский. Вот куда он потом поехал? Мысли скачут, я даже уследить за ними не могу. Голова раскалывается, и еще холодно становится почему-то. Укутываюсь в одеяло и, наконец, проваливаюсь в спасительное полузабытье.
Но он и здесь меня нашел. Во сне.
Смотрю на клоуна. Красивый балбес, но беспокойный какой-то. Даже во сне не может не начудить. Голова болит чудовищно, еще и Разумовский ругается. Надо же, какой злой.
— Врача вызывала? Температуру проверяла?
Морщусь от резкого голоса Яноша. Какая температура?
— Я не успела, ты быстрее приехал, сам же сказал тебя дождаться.
Аленка? Она что делает здесь? Никогда мне не снилась.
— Вызывай, я с ней пока посижу, и градусник давай.
Разумовский очень реальный для сна, я даже запах его одеколона чувствую.
Руку поднять больно, ломит сильно очень. Все как в бреду.
— Ты как, Юль?
— Янош… — Себя не слышу почти, голос исчез куда-то.
— Лежи, тихо.
Кладет ладонь мне на лоб, и тут до меня долетает странная мысль, что все-таки это не бред. Разумовский сидит на моей кровати.
— Кыш! — Хочу сбросить холодную ладонь с себя.
— Что «кыш»? Лежи смирно и открой рот.
Отворачиваю голову от клоуна. Тело плохо слушается, болезненная ломота. А главное — мысли.
— Юль… — Прохладная ладонь касается горящей щеки, а у меня нет сил убрать его руки от себя. — Скоро приедет врач и тебя посмотрит. Слышишь?
Утыкаюсь щекой в его ладонь и закрываю глаза. Рука мягкая, охлаждает кожу, которая горит. Так лучше, намного, но я не скажу ему. Последняя связная мысль о клоуне, который сидит рядом на кровати: везде Янош.
Что дальше было, помню отрывками и не все. Врача вообще не помню, но Разумовский настаивает, что тот приходил. Первый раз, когда я не соображала, и вчера — я уже спала.
— Нехилый такой у тебя вирус, почти неделю в горизонтальном положении, Заноза.
— Неделю? — удивляюсь я. — По ощущениям дня три-четыре. Разве неделя прошла?
Он молчит, прикидывает, похоже, соврать мне или правду сказать.
— Четыре дня, — в конце концов выдает он. — Ты права. Но неделю точно проваляешься. Есть будешь?
— Не хочу. — Чувствую внутри огромную слабость, но голова уже ясная. — А где Аленка? Я ее вроде сегодня не видела.
Хочу чуть привстать и сесть поудобнее, но одеяло намертво зафиксировано. Клоун развалился поперек меня, завел руки под голову и мечтательно разглядывает потолок. Согнать его с моей кровати днем, похоже, нереально. Разве что на ночь.
— Янош?
— М?
— Где Алена, моя соседка?
— Скрывается от вируса, я ее отправил отсюда. Хотя она его уже, скорее всего, подхватила.
По цветущему виду клоуна не скажешь, что он боится заразиться.
— Давно? Я помню ночью этой, да? — Силюсь восстановить детали, но только помню спасительные глотки воды. — Горло пересохло так, что говорить не могла. Я думала, Аленка…
— Сегодня ночью она ночевала у подруги. Так, по крайней мере, сама сказала.
— А кто тогда? — Безумно хочется лягнуть клоуна по бедру. — Янош, я не могу ноги до конца вытянуть…
— Они у тебя слишком длинные, но я не жалуюсь, не думай. — Подхватывает мои ступни и укладывает к себе на колени. — Я здесь третью ночь уже ночую. Алена за вещами приходила.
Я от удивления резко села, отчего голова немного закружилась.
— Третью ночь? А спишь где?
— На кровати. Не в твоей, не беспокойся. — Кивает на постель соседки. — Спать и там можно.
— Погоди! А ты? Наверняка уже заразился.
— Зараза к заразе…
Он вытягивается, свитер медленно ползет вверх, обнажая тело. То ли показалось, то ли рельеф стал четче.
— И все же, Янош. Поверить не могу! Столько времени!
— Тебя нельзя одну было оставлять. Какой-то очень свирепый вирус, терапевт говорил, а я редко болею, Заноза.
Еще сильнее кутаюсь в одеяло и пытаюсь осмыслить то, что сейчас узнала. Невероятно просто!
— К тебе пыталась прорваться Солдатенкова, но я не пустил. Сегодня у тебя первый день осмысленный взгляд, надо еще минимум до субботы никуда не ходить. А там посмотрим на твое поведение. Может, и отпущу на улицу.
— Что хоть в эти дни происходило? Я не про себя. Ты на занятиях был?
— Заходил пару раз, — говорит Янош. — В деканате сказал, что болеешь. Солдатенкова «домашку» каждый день скидывает. Латинский я, кстати, уже сделал, не волнуйся. Перевод задавали.
Понимаю, что не врет, но трудно поверить, что такой парень, как Разумовский, может столько дней безвылазно ухаживать за девушкой. Не своей, кстати.
— Рома? — выдыхаю я. — Он звонил?
— Два раза, — охотно объясняет клоун, а у меня внутри все сжимается. Познакомились, значит. — Я ему все объяснил.
— Что именно? — Баскаков бешеной ревностью никогда не отличался, но что он мог подумать?!
— Что ты болеешь и друг, то есть я, за тобой ухаживает, пока он пыжится стать футболистом вместо того, чтобы быть рядом.
— Так и сказал? — Голос дрогнул, но я этого не стесняюсь. — Зачем?! И что он ответил?
— Что перезвонит, когда меня не будет рядом. Наивный. Он и правда футболист, Заноза: мозги все мячом выбиты.
— Мобильный дай! Сейчас же! — Закашливаюсь, потому что воздуха слишком много глотнула.
Но можно было и не кричать, потому что клоун тут же протягивает мне сотовый. Листаю сообщения — все как обычно, Ромка шлет каждый день свои эсэмэски.