Какая-то часть Кэла хотела спуститься к людям и рассказать о том, что он пережил. Сказать: «Мир это не только заварочный чайник и чашка. Я знаю, потому что видел». Но он сдержал свой порыв. Он понимал, как на него посмотрят.

Может быть, еще настанет время, чтобы выразить свою гордость и рассказывать своему народу об ужасах и чудесах мира. Но это время еще не пришло.

Человека в темном костюме — того, что на глазах Кэла вышел из полицейской машины — звали инспектор Хобарт. Он прослужил восемнадцать из своих сорока шести лет, но его звезда засияла лишь недавно, когда весной и летом прошлого года город потрясали волнения.

Причины этих волнений до сих пор были предметом общественных расследований и частных споров, но у Хобарта не было времени заниматься ни тем ни другим. Инспектора интересовал лишь закон и его соблюдение. В тот год гражданской нестабильности именно одержимость законом сделала Хобарта столь значимой фигурой.

Тонкости социологии и гражданского права его не волновали. Сокровенной целью Хобарта было сохранение спокойствия, а его методы — апологеты инспектора именовали их «бескомпромиссными» — снискали одобрение отцов города. За считанные недели он взлетел на верхние ступени служебной лестницы и за закрытыми дверьми получил карт-бланш на то, чтобы разобраться с анархией, уже облегчившей городскую казну на миллионы.

Хобарт разглядел политическую подоплеку подобного маневра. Высшие эшелоны власти, к которым он питал глубочайшее, хотя и безмолвное почтение, не решались сами взяться за кнут — они неминуемо получили бы сдачи. И сам Хобарт, без сомнений, стал бы первой жертвой общественного гнева, если бы его методы провалились.

Но они не провалились. Инспектор сформировал элитный отряд и набрал туда только тех, кто с одобрением относился к его методам. Этот отряд быстро добился успеха. Пока обычные вооруженные силы стояли на улицах и ничего не предпринимали, особое подразделение Хобарта действовало за сценой. Те немногие, кому было об этом известно, называли его «Пожарная бригада». Члены бригады вселяли страх в каждого, кто подозревался в обострении обстановки словом или делом. Через несколько недель волнения утихли, а Джеймс Хобарт внезапно сделался фигурой, с которой приходилось считаться.

Затем последовало несколько спокойных месяцев, и бригада истосковалась. Хобарт осознал: «калиф на час» теряет свое положение, как только этот час проходит. Прошедшая весна и начало лета служили тому подтверждением.

Так было до сего момента. Теперь же инспектор получил надежду на продолжение борьбы. Вокруг царил хаос, и прямо перед Хобартом находились наглядные доказательства беспорядка.

— Доложите обстановку.

Ричардсон, правая рука инспектора, покачал головой.

— Все говорят о каком-то смерче, — сообщил он.

— Смерч? — Хобарт позволил себе улыбнуться от абсурдности этого утверждения. Губы его совсем исчезли, а глаза превратились в узкие щелки. — Злоумышленники обнаружены?

— Нам не сообщили ни об одном. Видимо, это все ветер…

Хобарт оглядел раскинувшуюся перед ним картину разрушений.

— Это Англия, — сказал он. — У нас не бывает смерчей.

— Ну, что-то же было, чтобы натворить такое…

— Кто-то, Брайан. Анархисты. Они похожи на крыс, эти типы. Только найдешь на них отраву, как они тут же привыкают к ней и начинают жиреть. — Он помолчал. — Знаешь, мне кажется, все начинается по новой.

Пока инспектор говорил, к ним подошел еще один полицейский, герой кровопролитных столкновений прошлого года по фамилии Фрайер.

— Сэр. Мы получили сведения о подозреваемых. Их видели, когда они переходили через мост.

— Ступайте за ними, — приказал Хобарт. — Арестуйте их. И вот еще что, Брайан: переговорите с людьми. Я хочу получить показания всех жителей улицы.

Оба полисмена отправились выполнять приказы, а Хобарт продолжал размышлять над проблемой. Он нисколько не сомневался, что все случившееся сотворено людьми. Если не теми же самыми, кому он свернул шеи в прошлом году, то мразью вроде них. За годы службы Хобарт видел этого зверя во множестве разных обличий, и с каждым разом, когда инспектор заглядывал ему в пасть, монстр делался все хитрее и отвратительнее.

Враг не менялся, прятал ли он свою природу за огнем, водой или смерчем. Хобарт понимал это, и понимание давало ему силу. Пусть поле битвы новое, но война старая: война между законом, который представлял инспектор, и червем анархии, поселившимся в человеческом сердце. Хобарт не позволит никакому смерчу прикрыть этот факт.

Война, разумеется, порой вынуждает применять жестокие меры, но разве правое дело не требует от победителя время от времени проявлять жестокость? Хобарт никогда не отказывался от ответственности, не откажется и на этот раз.

Пусть зверь явится снова: какое бы обличье он ни избрал, Хобарт готов к встрече.

Инкантатрикс не взглянула на вошедшего Шедуэлла. Казалось, с прошлой ночи она вообще не сделала ни единого движения. Воздух в номере отеля сгустился от ее дыхания и пота. Шедуэлл глубоко вдохнул.

— Мой бедный вольнодумец, — пробормотала она. — Он уничтожен.

— Как такое возможно? — изумился Шедуэлл.

Образ Доходяги до сих пор стоял у него перед глазами во всем своем ужасающем величии. Как можно убить столь могущественное создание? Особенно если учесть, что оно уже было мертво.

— Это чокнутые, — сказала Иммаколата.

— Муни или девчонка?

— Муни.

— А те, что выползли из ковра?

— Все живы, кроме одного, — ответила Иммаколата. — Я верно говорю, сестра?

Старая Карга сидела на корточках в углу, ее тело расползалось по стене пятном желчи. Она ответила Иммаколате так тихо, что Шедуэлл не расслышал.

— Да, — произнесла инкантатрикс. — Моя сестра видела, что кто-то один из них отправился на тот свет. Остальные спаслись.

— А Бич?

— Я слышу только молчание.

— Хорошо, — отозвался Шедуэлл. — Я перевезу ковер этим вечером.

— И куда?

— В дом за рекой. Он принадлежит человеку, с которым я когда-то вел дела. Его зовут Шерман. Проведем аукцион там. Здесь слишком людно для наших покупателей.

— Так, значит, они едут?

Шедуэлл ухмыльнулся:

— Конечно же едут. Эти люди ждали долгие годы. Ждали хотя бы возможности поторговаться. И я предоставлю им такую возможность.