звучат в моей голове.

Эта боль ни с чем не сравнима. Она выбивает не только дух, но и душу, которая стекает вместе с кровью по моей спине. С каждой каплей вытекают все силы.

Ноги совсем не держат. Я уже полностью повисла на цепях. Веки становятся тяжелыми. Удерживать глаза открытыми становится вся сложнее.

Не знаю сколько времени я нахожусь в прострации с моих мучений, погружаясь в боль все глубже. Но из невменяемого состояния меня выводит шок, холод и сбитое дыхание. Ублюдок выплеснул на меня целое ведро ледяной воды.

— Очухалась? Мы еще не закончили, дорогая. Не так быстро.

Сквозь поволоку своих мычанний, едва слышу голос у самого уха. Измученное тело трясется еще сильнее, теперь не только от боли, но и от жуткого холода. Мокрое тело пронизывает сквозняк, проступающий через щели сарая.

— Ты прекрасна и наивна так же, как и твоя мать.

В ушах звон. Все тело онемело, на лице отразился весь ужас от услышанных мной слов. Въедаюсь в его лицо своим помутневшим взглядом. Что пытаюсь найти? Подтверждение слов?

Да черт! Черт! Черт!

Я же знала, что что-то не так. Я, мать его, чувствовала. Почему мне сразу в голову не пришла мысль, что Алекс с ней что-то сделал?

Бог мой, я не переживу, если с ней что-то случится. Это ведь моя вина. Я вовремя не заметила неладное, я молчала, когда интуиция подсказывала, что с мамой что-то случилось. Я проигнорировала.

— Что ты сделал? — не представляете, каких усилий мне стоило произнести всего одну короткую фразу. Сухие и потрескавшиеся губы не слушались, прокусанный язык и вовсе не слушался.

Хочу закричать, плюнуть ему в лицо, вцепиться когтями в его глаза и драть, драть, драть. Только с силами совсем беда. Глаза закрываются, голова заваливается. Тело ватное, кости болят, словно они раздроблены. С кровью вытекает и жизненная энергия.

— Твоя мамаша никак не хотела помочь мне вернуть блудливую женушку. — с мерзким смешком говорит он. Смотрит и наслаждается, упивается моими жалкими эмоциями.

Слезы безвольно катятся по лицу, стоило мне только представить, что ее больше нет, что этот подонок что-то с ней сделал.

— Ну-ну, не нужно плакать, дорогая. Она жива. Пока. — слабо дергаюсь, пытаюсь отстраниться, когда ощущаю на своей щеке его ладонь, стирающую влагу. — Все зависит от тебя, от твоих стараний.

Не могу вникнуть в суть его слов. Но я точно знаю, что сделаю все, что от меня потребуется, чтобы спасти маму. Главное-она жива.

— Думаю, ты хочешь спросить, что от тебя требуется? — словно прочитал мои мысли. — Все просто, дорогая. Ты будешь отрабатывать все прохеренные на вас деньги. По нашему старому плану. — скалится он.

О чем он говорит? Не могу никак понять смысл его слов, чего он от меня хочет. О каком плане идет речь?

— Как…ккк…

Зубы сводит от боли. Не получается и слово произнести, как дыхание спирает от дикой пульсации во всем теле.

— Тише-тише, не переживай так. Ты устала. Об этом мы поговорим позже. Как выздоровеешь, бедная моя.

Собрав все свои силы в кулак, я поднимаю на него глаза и посылаю ему самый гневный взгляд, на какой у меня сейчас хватает сил. Усмешка на моем лицо выглядит скорее жутко и дико, отчего он смеряет меня своим высокомерным, неприязненным взглядом.

— Вижу, ты все еще не раскаялась, и так ничего не поняла.

Снова обходит меня, встает за спиной.

Колени трясутся, сердце совершает кульбит, а я молюсь просто потерять сознание, раствориться в пространстве, чтобы все это оказалось просто жутким сном.

Но реальность такова, он снова замахивается, удар приходится между лопаток, задевая шею. На спине не осталось и живого места. Все чувства притупляются, остается только боль. Не знаю, сколько я еще вынесу, и как я до сих пор еще в себе. Сколько у меня осталось сил?

— Я сказал, что отныне, у тебя только один хозяин. И это я.

Оглушает своим бешеным ревом и бьет плеткой еще раз. Этот удар для меня становится контрольным. Задохнувшись слезами, воем и болью, я лишаюсь сначала слуха, потом зрения, а затем и сознания.

Глава 49

«Никто в этом мире не займет твое место,

Как и никто за тебя не пройдет твой путь.

Если верить, то только в хорошее,

Если люди уходят-значит тебя от них отводит бог,

Не ругай себя за ошибки больного прошлого,

И наконец таки сделай глубокий вдох.»

(Аня Захарова)

Страшно ли не ощущать себя в этом мире?

Страшно ли не чувствовать тело?

Страшно ли умирать в почти что в двадцать лет?

Очень. И дело вовсе не в пустых страхах, которые сейчас прорабатывают с психологами, тренерами личностного роста и другими новомодными способами. Дело в том, что проживая короткую жизнь, никто не задумывается о том, свою ли жизнь он проживает, над своими ли мечтами он работает всю жизнь и своими ли глазами он видит этот мир.

Как оказалось, я жила той жизнью, которую выбрал мне мой отец, а я слепо следовала по проложенному пути. Не по своему пути.

А может это и есть мой путь? Прожить весь этот ужас?

Уже не важно. Ведь все это я прожила и наверное еще проживаю. Не будь на моей дороге Александра, деспотичного отца и всех пройденных испытаний, я уверенна, судьба заставила бы меня прожить все эти уроки по-другому. Возможно даже хуже. Ведь как говорят, нам не даются испытания, которые мы не в силах пройти. И уверена, что все это мне было нужно.

Кто-то скажет «Вот дура!», а я отвечу: «Возможно. Только я не перестану верить в хорошее. Не перестану верить, что мне это для чего-то нужно. Пусть это и больно, порой кажется, что невозможно вытерпеть больше, но каждый раз удивляешься себе, своей силе, своей вере. Становишься сильнее. И я постараюсь не пасть духом.».

Я обязательно постараюсь. И я не потеряю себя, ни за что.

Сначала возвращается возможность пошевелить конечностями, неосознанно. Затем вернулся и слух, обоняние и остальные чувства.

К сожалению вернулась и острая, пульсирующая и ослепляющая боль. Такая, что я открыть глаза не могу. Я абсолютно лишена сил. Тело не слушается, словно и не мне оно принадлежит.

Спустя время, понимаю, что никакая конструкция меня больше не держит. Только, что меня удерживает, заставляя вытягиваться всем телом, чувствуя, как онемели руки, и как поворачиваются ноги, которые давно уже не держат меня?

В полуоткрытых глазах все плывет и двоится. Еще ужасная сухость