— Ради вас я готов бросить шум городов, — пели старики, потерявшие детей.

— Еще ничего не случилось, пока ничего не случилось, но всякое разное страшное может случиться, — пели дети, мальчик и девочка, которые искали своих родителей.

Кто-то вторил детям:

— И в эту же осень вдруг Млечных Путей стало семь или восемь! И думать об этом, и помнить об этом пора научиться, давно нам пора научиться!

В этой какофонии я еле-еле слышала: «Данама, данама, данама…»

Где-то зашумела вода. В глаза брызнул яркий свет. Раздался резкий гудок — он заглушал и заглушал песню. Я вдруг почувствовала неосознанную щенячью радость. И проснулась.

В ванной шумел душ. Данька плескался, фыркал и орал: «Данама, данама, данама…» В соседнем дворе под домом орала и сигналила чья-то машина, с террасы у дома слышен был голос мужа, он играл с нашей собакой. Через раскрытое окно комнату заливало свежим воздухом и солнцем.

В дверь ввалилась сонная Линка и нырнула ко мне в постель.

— М-м-э-а-м!

— М-м, — счастливо я отозвалась, вдыхая нежный девчоночий запах.

— А ты знаешь, что у меня десятка по физике?

— Да лааадно. По физике? У тебя? Откуда?

— Because I’ve got a charming smile,[1]— кокетливо пропела Линка.

Я засмеялась облегченно и весело. Линка захихикала рядом. В спальню заглянул Данька с мокрой после душа шевелюрой и весело мотанул башкой. Следом за ним в двери появилась точная копия Даньки, только маленькая, веселый его пятилетний сынок Андрюша. Он кричал:

— Мама спрашивает, а кому кофе, а кому чай!

Начиналось новое утро.