Мистер Джавад налил всем шампанского, и я произнесла речь, которую приготовила заранее.

— У меня потрясающая семья, которую я очень люблю. Родители — мои лучшие друзья, они неустанно помогают мне, а Сьюзи в это тяжелое для нас время вынуждена была стать мне старшей сестрой. Но теперь я возвращаюсь. Я хочу выразить признательность офицерам из Управления столичной полиции, благодаря которым добилась справедливого суда. Спасибо этим людям за то, что я смогу жить дальше, не опасаясь за свою жизнь. Хочу поблагодарить человека, который дал мне надежду на будущее. Во время судебного слушания его справедливо назвали гением медицины. — Голос мой дрогнул, когда я повернулась к своему герою. — Спасибо вам, мистер Джавад! Вы всегда верили в меня и заставили тоже поверить в себя.

— За Кэти! — закричали все хором. Это был невероятный момент. Год назад я была готова покончить с собой. Я думала, что выброшусь из машины по дороге из больницы домой. А в следующие месяцы я ни на шаг не продвигалась, сомневаясь, стоит ли мне вообще жить. А теперь я смеюсь, болтаю с друзьями, меня окружают любящие люди, которые мне дороги.

Дальше помню все, как в волшебном тумане: мистер Джавад фотографировал меня на камеру в телефоне, чтобы показать мои успехи хирургам, которые тоже трудились над моим лицом. Я позировала перед камерой в компании моих бывших соседей по квартире. Мама со слезами рассказывала всем, какая я замечательная дочь.

Все как-то слишком быстро закончилось, мы, взбудораженные, возвращались в отель. Остановились где-то, чтобы купить чипсов. И тот факт, что я не могла их есть, не имел никакого значения. Мы со Сьюзи вернулись в свой номер и еще долго лежали, болтая о том о сем. Вечер прошел просто восхитительно. И я знала, что он ознаменовал начало нового этапа в моей жизни. Я была готова двигаться дальше. Вперед и вверх. Будет нелегко, но теперь наконец я полностью готова.

Я сидела в глубокой задумчивости, нехотя ковыряла шоколадный кекс и вздыхала.

— В чем дело, дорогая? — спросила Рита. Мы как раз сидели у нее на кухне. Я пожала плечами.

— Просто иногда я думаю… что в меня теперь не влюбится ни один мужчина, — пробормотала я, чувствуя себя очень глупо. Рита — мама моей подружки, но мне было легче разговаривать о таких вещах с ней, чем с кем-либо из сверстников.

— Не глупи! — фыркнула она. — Ты прекрасный человек, и если мужчина не видит этого, то не стоит того, чтобы иметь с ним дело.

— Я бы, например, согласилась встречаться с парнем, у которого шрамы от ожогов. Я понимаю, что важна не внешность, а то, что за ней скрывается. Но не знаю, что думают по этому поводу парни, — печально сказала я.

Прошло несколько недель после той знаменательной вечеринки в Лондоне, и я все пыталась найти способ снова начать жить, как обычная девушка. Теперь, когда судебный процесс окончился, с души словно свалился огромный камень, исчезла та невыносимая тяжесть. Да, я по-прежнему подскакивала каждый раз, когда звонили в дверь, и часто просыпалась по ночам от собственного крика: мне снова и снова снился Дэнни. Я по-прежнему пугалась, когда ко мне на улице приближался какой-нибудь молодой человек, и все еще не могла выходить из дома одна. Но я жаждала стать нормальной.

— Все у тебя еще впереди, — улыбнулась Рита.

Мне очень хотелось ей верить. Если не считать бесконечные поездки в больницу и редкие походы в местный бар с родителями, дни мои были скучными и однообразными. Даже съемки документального фильма уже закончились. Мне хотелось каких-то романтических отношений, хотя я не знала, готова ли к ним, и сомневалась, что вообще могу кому-то понравиться. Мне хотелось найти работу, хотя я не представляла, что могу делать. Хотелось жить.

— Я просто не знаю, куда податься, — сказала я однажды маме, когда мы были в больнице на очередной процедуре по расширению пищевода.

— А как насчет учебы? Ты могла бы вернуться в колледж и прослушать какой-нибудь курс, — предложила она. Но что изучать? Я не особенно люблю учиться. А студенческий городок с кучей странных парней вокруг перепугает меня до смерти.

Шли недели. Я все думала, чем могу заняться. Все мои прежние мечты казались теперь такими мелкими, банальными. Мне хотелось помогать людям, как мистер Джавад. Но как? Не так давно я сделала себе тату бровей. И подумала, может, я смогу стать мастером перманентного макияжа? Но потом вспомнила о своих дрожащих руках и плохом зрении — я ведь не буду видеть, что делаю. Также была идея о том, что можно помогать женщинам, которые потеряли волосы вследствие химиотерапии. А может, я смогу заниматься благотворительностью, помогая людям, пострадавшим от ожогов?

Но все по порядку. Не научившись ходить, не побежишь. Мне предстояло преодолеть еще много преград. Например, заново научиться самой ходить по улицам. «Ты же делала это во Франции, — уговаривала я себя, — сможешь и здесь!»

И вот однажды я решила, что с меня хватит. Нужно брать быка за рога.

— Я иду с Барклаем в магазин, — храбро заявила я маме, хотя в душе дрожала от страха.

— Правда? Отлично! — поддержала та, вручая мне поводок.

Мучительное беспокойство, паника, откровенный ужас охватили меня, когда я открыла входную дверь и вышла за порог. Мама помахала мне рукой. Ее глаза светились гордостью — и тревогой. Я робко миновала калитку и двинулась вдоль по улице.

Хоть бы со мной никто не заговорил! — молилась я, когда Барклай останавливался, чтобы пометить территорию. — Только бы никто не напал на меня, не обидел! Прошу тебя, Господи! Тело напряглось, во рту пересохло, горло саднило, словно оно было поцарапано наждаком. Я постоянно оглядывалась, чтобы убедиться — за мной никто не идет.

До магазина всего пять минут ходу, но мне они показались вечностью. И когда я наконец дошла до него, то шепотом возблагодарила Бога. Я привязала Барклая к поручню снаружи, скользнула внутрь, купила несколько журналов и поспешила выйти на улицу. Теперь домой, в безопасное место…

— Простите, пожалуйста, — послышался вдруг мужской голос. Сердце бешено стучало, тело охватила дрожь. Что ему нужно? Что он со мной сделает? Оставьте меня в покое!

— Вы не подскажете, как пройти на железнодорожную станцию? — спросил мужчина. Но я лишь низко наклонила голову и припустила вверх по улице, домой. Именно в тот момент, когда мне отчаянно хотелось, чтобы меня оставили в покое, кому-то понадобилось заговорить со мной! Прямо боевое крещение какое-то! Но чем ближе я подходила к дому, тем лучше становилось настроение. Я справилась!

— Молодчина! — мама, сияя, встретила меня в дверях. Мы улыбались, глядя друг на друга, а Барклай крутился у наших ног и радостно лаял.

Воодушевленная моим успехом, мама спросила меня, не буду ли я возражать, если она вернется на работу — всего на два дня в неделю. Это означало, что утром я на несколько часов буду оставаться дома одна, до того времени, пока папа не придет из своей парикмахерской на обед. Я была готова к этому.