Вскоре они поехали с Базаровым в министерство, и Клима утвердили замом начальника порта по экономике. В этот день Климу исполнилось тридцать лет, вечером в номере на Пятницкой они напились вдрызг, и Борис вдруг признался, что запал он на одну; сначала думал, что все это так, несерьезно, а теперь вот о разводе со Светланой подумывает: «У нас уже давно с ней … раздрай. Квартиру разменяем, я им с Ленкой двухкомнатную сделаю, как раз рядом с тобой, в пароходском доме. – Усмехнулся. – Будешь в гости ходить. Я же вижу, что вы с ней…» Клим встал на ноги: «Что – мы с ней? Да Светлана для меня – святая! Да если бы она была моей женой – да я бы ни с кем!..» – «Осуждаешь меня? Так я все честно, открыто! И, думаешь, мне Светку не жалко?» «Ладно, – сказал Клим, – завязали. Убил ты меня, Борис».

И действительно, через год Светлана и ее дочь Лена заняли скромную двухкомнатную квартиру в панельном доме рядом с речным вокзалом, через дорогу от богатого «сталинского» дома, в котором жил Клим с беременной женой и сестренкой Аней. На Первое мая Светлана с Леной были у них в гостях, и Светлана чуть ли не в слезах спрашивала Клима, когда он вышел их проводить: «За что? Что я ей сделала?» Клим молчал. Как молчал и часом раньше, когда Надя, наслаждаясь выпавшим на ее долю превосходством замужней женщины, размазывала Светлану по стенке. Светлана отправила Лену спать, и они уселись с Климом на скамейке во дворе. «Рассказывай», – сказал Клим. – «Что рассказывать? Как меня Борис бросил?» – «Да. Как он тебя бросил?» – «А он залетел! Баба, если залетит, аборт может сделать, а у мужика назад дороги нет… Ты хоть знаешь, кто его новая жена?» «Нет», – соврал Клим, хотя визировал приказ о предоставлении Великой декретного отпуска. «Ты что там, ни с кем не общаешься?» – «Исключительно по делу». – «А скажи, Клим, как здорово у нас было в отделе, когда ты был начальником! На работу шли как на праздник!» – «Ты – тоже?» «А ты не замечал? Я же каждый день – что-нибудь новое: то прическу, то юбку покороче, то кофточку с вырезом. И ты смотрел!» – «Я не смотрел!» – «Смотрел, смотрел! Мне тетки говорили!» «Я – пялился! – признался Клим, не сводя глаз с мощных достоинств Светланы. – А когда говорил “тоже”, – то имел в виду себя. Это я шел на работу, как на праздник, потому что…» – «Почему?» – «…радовался, что увижу тебя…» – «…старую, толстую, некрасивую…» – «…твои глаза, твою улыбку, услышу твой голос…» «Ну вот, – сказала Светлана, помолчав, – теперь ты, как честный человек, обязан на мне жениться!» Клим вздохнул: «Увы! Я – не честный человек». «Да ладно, я же шучу, – сказала Светлана без намека на улыбку. – А залетел Борька с дочерью Волохова! Она же – землячка твоя и у тебя в отделе работала! Неужели он тебе не сказал?» После той попойки в Москве Базаров был с Климом подчеркнуто сух и деловит. «Будь она простым инженером – ну, переспал и переспал! А тут – как же! Доченьку надо спасать! И поставили Борьке условие: или – или! И он выбрал дочку Волохова и карьеру. И он по-своему прав, только я осталась, как дура с помытой шеей. – Взглянула на Клима с неловкой улыбкой: – Скоро вот собаку заведу…» – «А что, других вариантов нет?» – «Есть, Клим, и другие варианты, только я для них еще не созрела! Так что, видишь, какая я еще … незрелая!» Он поднялся на ноги: «Можно мне… как-нибудь… зайти?» Она тоже поднялась, большая, поникшая, несчастная: «Можно. Но: если придешь, то уже не уйдешь».

И он не пришел. У него родился сын, у Нади с родами не все обошлось гладко, пришлось обращаться к Наталье. «Сколько мы с тобой… не виделись?» – спросила она, когда они остались одни в ее кухне. – «Двенадцать лет». Она кивнула: «Ты все правильно посчитал. Я думала, что дня без тебя не проживу, а уже двенадцать лет… Любовника вот завела. Карьерист, на мое место метит, а чем его еще удержишь?» Он молчал. «А ты чё так засветился-то с Динкой? Меня опозорил…» – «А при чем тут ты?» – «Правильно, я тут совсем ни при чем. Тем более, что у тебя две бабы, одна – рядом, другая – через дорогу. Ты с ней как, справляешься? Ей же – о-го-го сколько нужно!» И он вдруг с умилением вспомнил Светлану, ее пышные прелести. «Маленькая моя! – подумал он. – Не надо нам собаки! Зачем нам собака?» «Вижу, что тебя ничем не прошибешь. Броня крепка, и танки наши быстры. Прямо как Плотников. Тому тоже ничего не надо. Спит в столовой на диване. А я – женщина, мне мужика хочется. Сколько мне еще осталось? Вон Соня – сколько лет без мужика. Юлька…» – «А что Юлька?» – «Да она же бросила своего Гриневича, с этим сошлась. С классиком. А потом жалуется: “Мама, он – никакой!”». – «С каким классиком?» – «Да с Петровым! Как-то, давно еще, мы из Северного порта с ней на “Маяковском” возвращались, и он прямо запал на нее, повесть написал, “Катя Вершинина”. Кино поставили, на премьере они встретились, он ей признался, что забыть не может, а она – тоже дура, говорит, что спит с этой книгой. Он – на колени: “Будь со мной! Спаси меня! Брошу пить, начну новую жизнь!” А потом к своим “девочкам” вернулся, не могу, говорит, без них. Роман написал под названием “Возвращение”. Юлька теперь в Сониной квартире живет». – «А Гриневич?» – «А тот в Юлькину квартиру женщину привел, правда, обещает все выплатить…» «Н-да, – сказал Клим. – Это посильнее, чем “Фауст” Гете». – «Ты что! Гете отдыхает!» И они посмеялись, но смех был грустный и – прощальный. Оба поняли, что никогда уже им не быть вместе. «А почему? – подумал Клим. – Ведь мне ни с кем не было так хорошо, как с Натальей!» «А ты – молодец! – сказала она. – Сам поднялся. Я уж и не нужна тебе». «Прости меня», – сказал он. – «За что?» – «За то, что я не с тобой». Она прикрыла глаза, и из них выкатились две черные слезинки. «А знаешь, что я думаю? У нас будет еще одна жизнь – здесь ли, там ли, мне все равно, – и мы будем вместе, и я тебе ни минуты не дам покоя. Ни минуты!»

Однажды Светлана пришла к ним в дом, принесла игрушки для Сережки и, жутко покраснев, спросила у Нади: «Ты мужика своего отпустишь со мной?» Та перевела взгляд со Светланы на Клима и обратно: «Куда?» – «Да не в загс, не бойся. В театр!» Еще в пору жизни в портовском общежитии Клим и Светлана не раз ходили в театр вдвоем: Борис его терпеть не мог, а Надя сначала не могла ходить из-за Ани, а потом просто стеснялась выходить на публику с красавцем, как она считала, мужем. «Да идите! – с обидой сказала Надя. – Чё я вам!» Он подождал Светлану на той самой скамеечке во дворе, и они пошли в сторону театра, но неожиданно даже для самого себя он затащил ее во двор хлебного магазина и стал целовать в накрашенное и напудренное лицо. «Кли-и-им! – кричала она шепотом. – Что ты делаешь, Кли-и-им?» В перерыве они сидели за столиком и пили шампанское, когда Светлана наклонилась к нему: «Клим! На тебя смотрит такая женщина! Если бы я была мужиком!.. Правда, их двое, но вторая, хоть и моложе, но – потасканная, как…» Клим оглянулся. На него смотрели Соня и Юлька: «Клим! Иосиф!» Он поднялся и пригласил их к столу. Буфетчица, поймав его взгляд, принесла два фужера. Он разлил шампанское и поднял свой бокал: «Все тайное когда-нибудь становится явным. Меня звать Клим, и я муж Нади, которая Соне приходится неродной внучкой, а Юле – сестрой. А здесь, в театре, я со Светланой, которую давно люблю». «Ты забыл, Клим, – сказала Соня, – что прежде Евы была Лилит». Клим знал про Лилит – но не по Библии, а по Алиным стихам, и теперь вдруг подумал, что он всю жизнь мечется между Евой и Лилит, между Небом и Землей. «Нет, Соня, я помню все.