Фтил виновато развел руками.

— А драконы? — не унимался Эльтдон. — Ты слышал что-нибудь о драконах и об их Повелителе?

— Слышал. — По лицу лекаря было видно, что новость не из лучших. — Мы ведь и поселились у Псисома только тогда, когда оттуда улетели драконы. Примерно сто пятьдесят ткарнов назад они покинули свои залы и исчезли в неизвестном направлении.

— Но почему? — спросил астролог, уже догадываясь, в чем была причина.

Ведь срок примерно совпадал с тем, когда драконы Эхрр-Ноом-Дил-Вубэка подпали под власть чар Темного бога.

Фтил только пожал плечами:

— Не знаю. И наверное, никто не знает.

— А когда караван этого самого Годтара-Уф-Нодола будет снова проходить по южному пути?

— Через месяц.

Эльтдон кивнул:

— Я хочу попасть туда. Каков маршрут каравана?

— Они направляются в Бурин.

— Отсюда в Бурин?! — удивился эльф. — Это же длинный и сложный путь.

— Годтар-Уф-Нодол хорошо подготовлен к подобному переходу, все-таки он совершает его вот уже несколько десятков ткарнов подряд.

— Я могу надеяться на гостеприимство кентавров в течении этого месяца?

Фтил недоверчиво рассмеялся:

— Ты можешь рассчитывать на все, что угодно. Пожалуйста, не забывай, наш народ многим обязан тебе!

— Где уж тут забыть, когда об этом напоминают на каждом шагу, — ворчливо пожаловался Эльтдон.

У него действительно было отнюдь не радостное настроение. Драконы исчезли, и, скорее всего, это произошло не только на Псисоме. Исчезло и упоминание о драконах в Книге, а путь Книги можно проследить только очутившись в караване Годтора-Уф-Нодола. В караване, который направляется в Бурин.

Внезапно Эльтдону захотелось выйти из шатра и посмотреть на звезды, чтобы раз и навсегда разобраться со своим будущим, но — к счастью ли или же на беду — сейчас был полдень и звезд не было видно.

Перешагнуть через себя и выйти в дверь, которой нету.

Стремиться прочь, к чужому лету, где круто сваренный асфальт тебе вливался в душу, жег — ты принимал огонь, как должное.

Но там, где жизнь невозможная тебя презрела, ты прошел.

К несчастью, есть еще дома, в которых любят страх на третье, где вожделеют смерть бессмертия, где сходят медленно с ума.

Не стоит к ним стучаться в дверь, проигнорируй крик о помощи, ведь ты один в ладонях полночи, беги, беги, разумный зверь!

…А ты опять сорвал замок, и презирая жизнь проклятую, других щадишь, швыряя клятвою в лицо судьбе. И вопль смолк.

И ты, конечно, победишь:

награды, почести, регалии.

Но дни в мешок листками свалены, и что там будет впереди?..

Выучи, вызубри, не забывай

И повторяй, как заклинанье:

Не потеряй веру в тумане!

Да и себя — не потеряй.

Владимир Высоцкий

1

Скоро все должно было решиться. По крайней мере, Дрей на это очень надеялся. Крысы, поначалу пугавшиеся тумана, который возникал при регенерации, теперь осмелели достаточно, чтобы…

Но думать об одном и том же Дрей устал. Мысли вились вокруг мухами, садились на кожу, суетливо касались лапками сознания. Думать с некоторых пор тоже стало больно. Поэтому он выбрал то единственное лекарство, которым располагал, — воспоминания.

А странно, почему уже вот столько дней к нему в камеру никто не приходит. В прошлый раз посещали…

…посещали часто, все начиналось с того, что маленькое окошечко в двери (камера была другой) осторожно приоткрывалось и колдуны проверяли, все ли в порядке. Понятно, проверяли они не только на глаз, но и своими магическими методами — от этого Дрей чувствовал щекотку, но молчал. Потом ему приказывали отойти и сесть на кровать. Вернее, на тот выступ, который был отведен для сна. Как только бессмертный исполнял требуемое, маги затягивали невидимые путы потуже, чтобы пленник, паче чаяния, не напал на исследователей. Уверившись, что все в порядке и безопасность обеспечена, они входили в камеру и начинали колдовать.

Способы, с помощью которых маги надеялись разгадать секрет бессмертия узника, были самыми различными. Поначалу чародеи предпочитали убивать пленника и затем что-то созерцали, пытаясь разобраться, в чем же дело. Дрей не протестовал, прежде всего из-за заведомой бессмысленности подобных вещей. На него здесь было всем наплевать, он играл роль этакой вечной лабораторной крысы.

/крысы/ /цок-цок. Осторожное шевеление где-то у ног. Цок-цок.

Пришли, родимые. Ну что же вы, кушайте, кушайте./ Подобные убийства продолжались довольно долго, но в конце концов маги отказались от этого способа. Тогда начались многочисленные взрезы, трепанации, ампутации… То есть это Дрей знал кучу подобных терминов, а гномы пользовались только двумя: «рассечение» и «отсечение». Пользовались они ими значительно дольше, видимо предчувствуя грядущие неудачи и желая оттянуть неприятный момент признания в собственной беспомощности.

Затем на некоторое время его оставили в покое, примерно этак на недельку: «в целях отдыха и восстановления растраченных сил». Чьих сил? Ну конечно, гномьих!

Силы колдуны на самом деле восстановили неплохо, потому что как раз вскоре после возобновления их визитов к Дрею один из чародеев что-то смог-таки расколдовать. Как сам он утверждал, «тайна раскрыта». Торн усмехнулся и приказал этому чудодею наложить чары на… самого себя. Колдун саркастически хмыкнул, абсолютно уверенный в собственной правоте, и наложил. «Готово?» — заботливо поинтересовался Падальщик. Маг гордо кивнул. «Как скажешь», — пожал плечами Торн. И отрубил колдуну руку.

Регенерации не произошло. Самонадеянный колдун разгадал только часть колдовской паутины, оплетающей Дрея, — ту часть, которая позволяла жить дольше обычного. Торн сокрушенно покачал головой, но потом приказал-таки наложить на себя это заклятье. Разумеется, приказал отнюдь не однорукому неудачнику.

С тех пор маги умерили свой исследовательский пыл и стали приходить к Дрею уже один раз в день, а иногда и вовсе пропускали черед, ссылаясь на неотложные дела. Затем наступил период, когда, казалось, о пленнике вообще забыли. Только горбатый Варн забредал раз в день, швырял через специальную щель миску и хлеб, а спустя час требовал посуду обратно. За неподчинение Властитель подземелий наказывал сурово: лишал следующей дневной порции. Для разнообразия Дрей проверил это дело самолично — оказалось, гном угрожал не напрасно. Миску пришлось вернуть.

Собственно, останься она у Дрея — тот мало что выиграл бы от подобного приобретения. Все свободное время он думал о побеге, а такового времени у бессмертного появилось предостаточно. И — ничего не придумывалось. То есть имелись, конечно, идеи, идеи неплохие, вот только ни одна из них не могла быть претворена в жизнь по тем или иным причинам. Пленители знали, кого держат в путах, и не теряли бдительности.