Я киваю и отвечаю максимально беззаботным тоном:

– Что я ищу?

– Сначала посмотрим, что с ним случилось. Разделяй его как луковицу, медленно, и ищи диск с данными. Ты знаешь, где он находится.

Естественно, я знаю! Я же сама построила этот зонд и своими руками прикрутила диск туда, где он сейчас находится, – к центральной шине. И, конечно, у меня есть умения и опыт такой работы.

Но сейчас я боюсь. Боюсь его откручивать, но в то же время хочу быть той, кто это сделает, потому что моя команда на меня рассчитывает. В прошлый раз… Я их потеряла, и тяжесть от потери пронесла уже почти полпути до Солнца, ни на секунду не переставая помнить о них. Наверное, я никогда не смогу их забыть, но где-то глубоко внутри я уверена, что то, чем я сейчас занята, поможет мне. Собственно, мне уже помогло все время, проведенное на «Пакс».

Джеймс смотрит на меня, не спуская глаз, и я стараюсь дышать спокойно.

– Хорошо.

– Сними с него и черный ящик. Если операция пойдет не так, как нам хочется, и тебе придется выбирать между диском с данными и черным ящиком – выбирай черный ящик.

Я киваю. Это была идея Гарри: создать еще один диск с данными, запрятать его глубоко внутри зонда, максимально защитить от повреждений и настроить копирование на него данных от всех систем в реальном времени.

С помощью роботизированных манипуляторов я аккуратно снимаю панели обшивки, и, стоит мне их отпустить, как в ту же секунду они улетают вдаль, точно парашютики одуванчика, унесенные в пустоту космоса.

После обшивки я пытаюсь снять внутренний кожух, но замечаю, что манипуляторы испытывают сильное сопротивление. Не понимаю – почему?

Джеймс подплывает ближе, изучая экран.

– В чем дело?

– Слишком большое сопротивление. Как будто крепление застряло или как-то удерживается.

– Попробуй лазер.

Я нервно сглатываю.

Удерживая зонд одной механической рукой, второй я активирую лазер и отрезаю часть корпуса, открывая взгляду внутренности зонда.

Все провода внутри спутаны в клубок, искорежены, а их яркие цвета напоминают акварель, обильно смытую водой. Все печатные платы расплющены, а резисторы, конденсаторы и диоды выглядят как маленький город, сожженный дотла.

– Что произошло? Что могло так сделать? – Шарлотта первой нарушает молчание. – Солнечная вспышка?

– Это явно не природный феномен, – говорит Григорий и, не давая Шарлотте себя перебить, заканчивает фразу: – Это просто статистически невозможно.

– Скоро узнаем, – шепотом произносит Джеймс. – Продолжай, Эмма. Давай, разделывай его.

Пять минут спустя я уже вижу на экране жесткий диск.

– Заноси его в грузовой модуль.

Следующий час невероятно выматывает меня, однако абсолютная концентрация приводит к успеху. Мне удается не только спасти диск с данными и черный ящик, но и собрать образцы вокруг зонда. Наконец я отпускаю распотрошенный корпус зонда, и он улетает вдаль.

В грузовом модуле, пользуясь уже меньшими механическими руками, я подключаю черный ящик к кабелю передачи данных, который соединен с компьютером Лины, защищенным файрволом.

– Я хочу увидеть это сообщение, – говорит Шарлотта, однако Джеймс быстро обрывает ее безапелляционным тоном:

– Сначала мы должны посмотреть видеозапись.

Лина нажимает пару кнопок, и на экране появляется картинка, сразу же приковывая к себе взгляды всей команды.

Вдалеке мы видим Бета, а зонд, устанавливавший контакт, довольно близко к камере.

На экране бегут цифры Фибоначчи – они белого цвета, но неожиданно возникает одно красное. Это ответ. Потом снова белое, и снова красное – наверное, то самое нечисловое сообщение.

В следующую секунду экран гаснет.

– Проиграй его еще раз, – просит Джеймс. – На две секунды назад, и замедли воспроизведение. Эта штука может писать сотню кадров в секунду, так что уменьши это число до десяти.

Воспроизведение возобновляется, и у всех от удивления открываются рты. Артефакт трансформируется. Шестигранник складывается внутрь себя, и объект начинает походить на заостренную с обоих концов фасолину. Она поворачивается торцом к зонду, и из самого острия вырывается вспышка.

Видео заканчивается.

Теперь я знаю то же, что Джеймс знал все это время, и то, что вслед за ним понял Гарри. Они не сказали мне, но теперь и так все ясно: мы на войне.

Мы отправляем на Землю «информационный камень» с видео, демонстрирующим, как артефакт поджаривает зонд. Григорий, Гарри и я проводим несколько часов в споре о том, как вообще это возможно. Излучение и бомбардировка заряженными частицами – это лучшее, что рождается в наших головах. Мы даже решаем дополнительно укрепить зонды «Мидуэй» против возможных атак, хотя я не уверен, сработает ли.

Шарлотта часами сидит над сообщением, переданным артефактом, однако расшифровать его не получается. Я рад, что она попыталась, но не думаю, что даже такой умный человек, как она, может это сделать.

Думаю, я знаю, что произошло. Зонд передал просто сообщение. Артефакт, предполагая, что перед ним дружественный объект, ответил правильным числом Фибоначчи, а затем послал закодированное сообщение на родном языке. Когда зонд не ответил на него, Бета понял, что они, как говорится, вовсе не в одной команде.

Спор по поводу дальнейших шагов был на удивление коротким. Мы отправляем скаута к «Флоту Януса», а по прибытии он отдает приказ открыть огонь из рельсовых пушек по Бета. Мы решили попробовать заполучить больший образец артефакта, полагая, что от попадания кусок отколется так, как нам нужно. Транспортный зонд, который потом доставит его к нам на корабль, мы запустили еще вчера.

За завтраком меня осенило, что полученный осколок будет первым инопланетным артефактом, доставленным на Землю: часть чужого корабля, возможно, захватчика, взятая с целью изучения и поиска пути к тому, как нам его уничтожить и защитить себя.

С момента просмотра видео я очень много думаю. Материал корпуса артефакта абсолютно точно податлив, или, как минимум, разбит на очень небольшие сегменты, благодаря чему объект может менять форму. Сколько уже раз за миссию вся команда спорила о том, что такое артефакты! Могут ли они быть живыми существами, или роем, движущимся сквозь космос? Или машинами, зондами, схожими с теми, которые запускаем мы сами? А может быть, это корабль, заполненный существами, гораздо меньшими нас по размеру? Все возможно. Однако у меня нет ничего, что помогло бы открыть правду.

Но скоро я найду ответ.

Настроение на нашем корабле поменялось: мы стали меньше говорить и меньше улыбаться, из-за чего напряжение практически чувствуется в воздухе. Наверное, схожие чувства охватывали жителей всей Америки после атаки на Пёрл-Харбор – гнетущее предчувствие грядущей битвы. Мы все знаем, что к ней никогда нельзя подготовиться, но мы должны вступить в бой за наших любимых и за весь человеческий род.