не стала пока открывать замок. Ничего, посмотрим, кто кого. Тем более, моя “граната” должна сработать вот-вот, стоит Паше подвезти кого-нибудь из своих дамочек. Чувствую, шума будет ого-го. Но ничего, справимся.

С позитивным настроем выходим с Касей из дома на прогулку.

А спустя полчаса я, спотыкаясь, возвращаюсь обратно, закрываю собаку дома, не забыв прихватить свой рюкзак, и бегом на учебу.

Весь день проходит будто на одном дыхании. Я даже полностью забываюсь и не вспоминаю о произошедшем, пока меня не выдергивает на перерыве Ксю.

– Ты не расскажешь, чего там твой надзиратель взъелся?

– Решил сыграть свою роль наседки на все сто, и у него это получилось. Как только нашел… – задумалась, но ничего толкового не пришло в голову.

– Я думала, у вас договоренность, друг друга не дергать и не портить жизнь, – продолжает рассуждать подруга.

– Да я тоже так думала, и в принципе так и было, до моей болезни, – ведь так и было в самом деле.

Потом снова погружаемся в учебный процесс.

А к вечеру, вернувшись домой и даже успев погулять с Касей, я принялась за домашнюю работу, что задали. Нужно кое-что подтянуть из теории, которую изучали в те дни, что я болела.

Через пару часов занятий я откладываю тетрадки и собираюсь налить себе чай, когда до слуха доносится стук в дверь. Смежную.

Кася тут же залаяла и, подбежав к двери, завиляла хвостом.

Так, поглядываю на наручные часы, похоже, трусики уже сработали. Не думала, что так быстро. Так быстро он ринется к одной из своих дам.

Влада, главное не выдай себя. Как сказал великий полководец Александр Македонский, лучшая защита – это нападение. Вот испытаем эту крылатую фразу в действии.

Как только стук повторяется еще раз, я отпираю запор, и дверь тут же распахивается.

В коридорчик, и без того маленький, втискивается Паша.

– Поговорим? – хмурит брови.

– Не поздновато для переговоров? – складываю руки на груди и приваливаюсь к стене спиной. Не собираюсь я его пропускать дальше коридора. Я все еще в обиде за его “это ничего не значит”. А судя по его взгляду, он пришел не извиняться за поцелуй.

– Это твое? – из кармана пиджака он вытягивает мои трусики.

Давай, Влада! Самое время включать “Македонского”.

– Это? – усмехаюсь я, впиваясь взглядом в вещицу. – С какой стати? Мои на мне, – готова оттянуть резинку домашних брюк и продемонстрировать.

– Влада, я сейчас серьезен, как никогда, – рычит дядя Паша. Он зол. Очень.

– Нет. Это, – тычу пальцем в трусы, которые он держит все еще в воздухе чуть ли не перед моим носом, – не мое.

– А я думаю иначе!

– Так думайте, как вам угодно! – возмущаюсь я. – Индюк тоже думал, знаете ли, да кончил плохо.

– Индюк? Это я индюк? - возмутился мужчина.

Я пожимаю плечами.

Замечаю, как надувается венка на виске Паши. Ходят желваки. Ух… еще немного, и огонь из ноздрей повалит. Главное, держать оборону и не сдаваться!

– Рыбкина…

– Где вы это нашли? У себя в квартире?

– Нет, в машине.

– И как я, по-вашему, должна была их там оставить? Это, извините меня, больше вопрос к вашим дамам! Они у вас в машине катаются. И не одна. А две! Да, и это вполне логично, – пожимаю плечами как можно непринужденнее. – Может, одна из ваших пассий заподозрила наличие второй? А вы тут на меня налетели сразу, нехорошо, – качаю головой.

– Ты вчера сказала, что они не для меня…

– Это не считается, – усмехаюсь, бью его же словами.

По глазам его вижу, что попала в цель. Вот так-то! И никакого “Трактата военного искусства” читать не надо.

Он неуверенно смотрит на трусы, потом на меня, потом переводит взгляд ниже, словно пытается понять, налезли бы они на меня или нет. Но тут же отдергивает руку и нервно запихивает их обратно в карман. Молча разворачивается и уходит, захлопнув за собой дверь.

Я прислушиваюсь, но шаги затихли, а дверь на ключ не закрылась.

Усмехаюсь и потираю ладошки от удовольствия победы.

Два-ноль, дядя Паша!

Влада

Следующий день, затем еще один прошли незаметно. Разве что пару раз всплывал в голове разговор с Пашей. Нет, совесть меня не грызла, я была уверена в правильности своих действий. Утром после того разговора я снова проверила, открыта ли дверь, и она действительно все еще не заперта. Как понимать этот жест, не знаю. Или он попросту забыл ее запереть?

Эти несколько дней мы не пересекались. До сегодня.

Вечер.

На часах десять вечера, мы с Касей гуляем у дома. Засобирались домой. Когда вышли с площадки, у подъезда останавливается такси, и из него выходит Паша. Он расплачивается с таксистом и нетрезвой, совсем нетрезвой походкой направляется к входной двери.

Это что за праздник? Что отмечаем?

Я нахмурилась, потому что то, что вижу, мне не нравится. Кася рванула за ним, я еле успела придержать поводок, чтобы та не вырвалась.

Кася залаяла. Но этим внимание Павла не привлекла. Ну и хорошо. Пусть проспится.

Спустя минут пятнадцать мы с Касей возвращаемся домой. Я завариваю себе какао, устраиваюсь поудобнее в гостиной и включаю телевизор. Собака укладывается в ногах. Я отвлекаюсь на телефон, где Ксю пишет сообщения. Присылает голосовое, и мне приходится отключить звук на телевизоре. Вот в этот самый момент этажом ниже что-то разбивается. Кася тут же встрепенулась. Да и я тоже. Откладываю телефон в сторону и направляюсь к двери. Прислушиваюсь. Тишина.

Открываю смежную дверь, Кася тут же проскальзывает мимо и, цокая коготками, спускается вниз.

– Кася! – шикнула я, но бесполезно.

За ней пошла и я. В квартире стоит тишина. Странно. Я же четко слышала, как что-то грохнулось и разбилось. В коридоре порядок, в кухне тоже, в гостиной…

А в гостиной я нашла причину грохота и беспорядка.

Павел лежал на диване, ноги на стеклянном столике, вернее, на том, что от него осталось. А у противоположной стены   осколки разбитой вазы,  рядом пульт от телевизора. Метко, однако. Хотя, смотря, куда он целился.

Кася села у дивана, тихонько виляя хвостом.

Лапы!

– Кася, а ну-ка вон туда отойди, – скомандовала я и указала направление, в котором нужно двигаться. Собака послушно ушла от осколков. Я же вернулась в ванную за совком и веником.