людские потоки двигались в обе стороны, не всегда можно было разойтись, никого не толкнув. Я посторонился, пропуская женщину с коляской, откуда выглядывал закутанный ребенок.

– Переведи! – сказала Уна.

Мы пошли дальше, вливаясь в толпу.

– Это переводится примерно так: «Ибо я вижу, что мы, живые, не что иное, как призраки или пустые тени».

– Как жизнеутверждающе.

– На то она и трагедия.

– Аякс… Это он убил себя, потому что считал, что доспехи Ахилла должны достаться ему, но Одиссей забрал их себе?

– Да, он. Эта цитата – слова Одиссея. «Аякс» – отличный образец жанра, который можно считать самым доступным и живучим памятником греческой литературы[77].

– И что это за жанр?

– Трагедия. Я так говорю потому, что в Лондоне почти каждый год в театрах ставят как минимум одну греческую трагедию. Я за последние несколько лет посмотрел «Орестею», «Вакханок», «Антигону» и переработку «Медеи». Было даже две постановки «Орестеи» одновременно.

– Расскажи про греческую трагедию, – попросила Уна.

Мы шли дальше, мимо станции метро, возле которой выстроились на тротуарах рядами рождественские елки.

– По мнению Аристотеля, сюжет трагедии должен заставить нас содрогнуться даже в кратком пересказе. И по большей части это действительно так.

Медея убивает собственных детей. Эдип выкалывает себе глаза. Орест убивает свою мать. Само слово «трагедия» предположительно означает «козлиная песнь».

– Козлиная?

– Именно так.

– Насколько я знаю, козлы не очень-то хорошо поют. И даже вообще-то скорее совсем не поют.

– Не поют, ты права. Но это и не про козлиное пение, как ни жаль. Я внезапно представил себе стихи Эсхила в исполнении тысячи блеющих альпийских коз – этакую безумную вариацию на тему «Звуков музыки». Полагают, что это означает песнь, которую пели, когда приносили в жертву козла.

– Вот оно что!

– Происхождение греческой трагедии покрыто тайной. У римлян трагедия не была так популярна, до нас дошли только более поздние произведения эпохи «серебряной латыни», например трагедии Сенеки – вычурные, очень литературные, во многом в духе греческих, но гораздо более нарочитые. Когда мы говорим об античной трагедии, мы обычно имеем в виду греческую.

Я видел только одну постановку латинской трагедии – это был кровавый «Фиест» Сенеки. На Шекспира больше повлиял как раз Сенека, чем греки, так как греческие оригиналы не были ему доступны.

По вопросу о происхождении греческой трагедии замечательно колко высказался Оливер Таплин: это «неизвестно и к делу не относится»[78]. Но было приблизительно вот как. Жрецы закалывали жертвенного козла – это была апотропическая, или очистительная, жертва…

– Чего тропическая?

– Апотропическая – отгоняющая зло. Жрец начинал с хвалебной песни в честь божества или, возможно, в честь героя, если это был героический культ. Эта песнь, которая, как сообщает нам Аристотель, называлась дифирамбом, со временем стала включать в себя какие-то подвиги этого героя.

Вероятно, такие песни исполнялись в честь Диониса, и участники действа были в масках – затем эти маски станут частью театрального обихода. Вскоре такие песни приобретают черты драмы: появляются два персонажа, которые показывают (я намеренно использую это слово: в древности была разница между мимесисом – показыванием истории, которое происходит в драме, и рассказыванием в эпосе) – показывают сюжет, связанный с историей конкретного полиса, или что-то подходящее из жизни предков.

Так, вероятно, было веками, поэтому Таплин считает, что происхождение не важно, так как в течение всех этих лет то, что мы сейчас знаем как трагедию, значительно менялось. Драматург Эсхил первым предложил ввести в действие двух актеров.

– Умный, наверное, был, – заметила Уна.

– Я забыл сказать, что до того был один актер, который переговаривался с хором – группой певцов, которые принимали участие в действии (и комментировали происходящее). Софокл добавил третьего актера. Учти, что маски позволяли одному актеру играть разные роли.

Считается, что трагедия зародилась в Афинах, и именно с этим полисом она неизменно связана; все дошедшие до нас греческие трагедии – афинские.

Мы привыкли думать об Афинах как о месте, где дольше всего держалась демократия, но на самом деле в разное время там были разные режимы, в том числе тиранические. Первым передать власть в руки народа предложил пожилой государственный деятель Клисфен, принявший участие в свержении тирана Гиппия.

Насколько нам известно, эта передача власти народу была первой в мире. Голосовать не имели права женщины и рабы, к тому же фактически под властью Афин была целая «империя» островов. Вряд ли это можно назвать образцовой демократической республикой.

И вот наступает эпоха популярного государственного деятеля и полководца Перикла, покровителя демократии и искусств, при котором был построен Парфенон с незабываемыми скульптурами Фидия. Можно было идти по улице и встретить стайку молодежи, жадно внимающей философу Сократу, а он камня на камне не оставлял от их предположений. Можно было наткнуться на актера по пути на репетицию Эсхиловой пьесы или даже повстречать и самого трагика – вот он чешет в затылке, размышляя над своими трагедиями. А вот гетера готовится принимать благородных ухажеров. Повсюду бурлит интеллектуальная жизнь, расцветают искусства. Нетрудно поверить в величие и силу той эпохи.

АКРОПОЛЬ – СОВСЕМ ЛИЦО ПОТЕРЯЛ?

«Акрополь» означает самое высокое место в городе (от ἀκρο – «самый высокий, крайний» и πόλις – «город»), он встречается во многих греческих городах. Тот, что в Афинах, называется Кекропией, по имени мифического Кекропа, с половиной тела человеческой и половиной змеиной. Парфенон – это храм, посвященный Афине, украшенный фризами с изображениями битвы богов и гигантов, афинян и амазонок (легенда), Тесея против кентавров. На северной стороне, хотя она сильно повреждена, вероятно, была изображена Троянская война. Многие статуи и фризы Парфенона находятся в Британском музее и получили название «мраморы Эльгина». Греческие власти много лет пытаются добиться их возвращения. Это превратилось в крупный политический спор, который распространился на любые древности: где они должны находиться и для чего существует музей?

Это очень по-афински – будто под склонами Акрополя в землю посеяли зубы дракона, и из них выросли сразу тысячи поэтов – так много там было написано трагедий.

Спарта, напротив, литературой не славна: там в почете было только всякое стандартное типа «бей копьем по щиту и люби свою родину». Спартанцы первыми придумали аналог выражения «многабукаф ниасилил»: на пространную речь они отвечали: «Дослушав до конца, мы забыли начало, а забыв начало, не поняли конца»[79]. Спартанцы происходили из области Лакония, и слово «лаконичный» стало означать «краткий».

– Значит, это не про тебя, – заметила Уна.

Я не ответил.

– К концу VI века до н. э. афиняне ставили трагедии на празднике, известном как Городские (Великие) Дионисии, – он проходил весной и длился три дня.