Веригин между тем натолкал полный рот колбасы, против которой минуту назад так горячо возражал, и принялся с трудом жевать, выкатив от усердия и без того выпуклые, как у рака, глаза. Его усы при этом хищно шевелились, а туго набитые щеки выглядели так, словно Веригин закусывал бильярдными шарами. Не переставая жевать, он цапнул со стола бутылку и со снайперской точностью наполнил рюмки по второму разу.

– Аха, – неразборчиво сказал он, плюясь крошками полупрожеванной колбасы, – кашетка шве-шенькая!

– Чего? – не понял Юрий.

Веригин начал жевать быстрее, сделал богатырский глоток, скривившись при этом от усилия, прочистил горло и повторил:

– Газетка, говорю, свеженькая. Тебе, значит, тоже бесплатно выписали… Уже читал?

– Просматривал, – ответил Юрий.

– Угу, ясно. Светлов-то молодец, а? Как он их, чертей, поддел! Прямо под ребро, щучий глаз! Такой с виду плюгавенький интеллигентик, а смотри ж ты, ни хрена не боится! Не-е-ет, из него толк будет, это я тебе говорю!

– Да кого он поддел-то? – спросил Юрий, который никак не мог понять, говорит Веригин серьезно или пытается таким образом проявить свое чувство юмора.

– Как это – кого? Их, умников толстозадых. Лужка нашего и всю его банду, вот кого. Нахапали, наворовали, а теперь сидят и в кулак хихикают. Погоди, дай срок, мы им всем еще покажем!

– Что покажем? – спросил Юрий, хотя и понимал, что лучше будет промолчать. – Голую задницу?

– Кузькину мать мы им покажем, вот чего. Построили, называется, дорогу. Слушай, что за жизнь, а? Ведь одно ворье кругом!

– Брось, Серега, – сказал Юрий. – Ну нельзя же так вот, без доказательств, в людей пальцем тыкать – вот он, мол, ворюга. Так на любого можно показать.

– Вот тебе – на любого! – Веригин сделал неприличный жест. – На тебя нельзя показать, на меня нельзя.., да почти на всех. То, что на работе, по мелочи, это не воровство, а просто компенсация. А вот у кого дворцы вокруг Москвы понастроены, да квартиры по двести метров, да по три иномарки в гараже, на того смело можно показывать – вот он, поганец! Это он у сирот кусок изо рта выхватил!

– Да ладно тебе, – попытался урезонить расходившегося Веригина Юрий. – Чего ты распетушился? На этой кухне олигархов нет.

– Точно нету? – подозрительно спросил Веригин и, приподняв край скатерти, заглянул под стол.

Это уже была шутка, и Юрий немного успокоился. “Однако, – подумал он. – А я-то считал, что статейка Светлова – это так, пустая трата бумаги и типографской краски. Оказывается, ничего подобного! Есть еще контингент, которому, сколько ни лей ему дерьма на голову, все будет мало."

Они выпили еще по одной. Веригин снова вплотную занялся колбасой. Юрий меланхолично жевал помидор, макая его в соль, и думал о том, что, видимо, уже никогда и ничего не поймет в этой жизни. Раз уж дожил почти до сорока лет и ни в чем не разобрался, то надежды, можно сказать, никакой. Вот Веригин. Какое ему, в сущности, дело до денег, которые то ли украли, то ли не украли во время строительства кольцевой? Разве что завидует тому, кто украл, и злится, что самому ничего не перепало. Так ведь вовсе он не завидует, и злится он не за себя, а – смешно, но правда! – за народное добро. Хотя сам это народное добро тащит домой при первом же удобном случае – в качестве компенсации, как он говорит. И верит, всему верит, любой чепухе, лишь бы ее произносили с авторитетным видом…

Его размышления были прерваны раздавшимся в прихожей звонком. Веригин замер в нелепой позе, не дотянувшись до бутылки на какой-то сантиметр.

– Моя, – произнес он зловещим заговорщицким шепотом. – Юрик, если чего, ты меня сегодня не видел. Не станет же она, зараза, твою хату шмонать…

– Да брось, – сказал ему Юрий. – Что ты, в самом деле, как маленький? Откуда ей здесь взяться? Ты же ей, надеюсь, не говорил, куда пошел?

– А ей не надо ничего говорить, – все тем же свистящим шепотом ответил Веригин. – У нее нюх, как у добермана, понял?

– Не понял, – сказал Юрий. – Но это не имеет значения.

Он вышел в прихожую и отпер дверь. На лестничной площадке стояла Людмила Веригина в застиранном домашнем халатике на пуговицах и в шлепанцах на босу ногу. Руки она держала кренделем, уперев кулаки в широкие бедра, отчего тесноватый халатик разошелся на ее мощной груди как раз между двумя пуговицами, нескромно выставив на всеобщее обозрение что-то розовое, кружевное и шелковистое на вид. Широкое лицо мадам Веригиной выражало угрюмую решимость, короткий нос был вызывающе задран кверху и алел, как боевое знамя, – может быть, от праведного гнева, а может быть, от кухонной жары, но уж никак не от водки.

Первым делом Юрий подумал о том, что семейство Веригиных сегодня, судя по всему, решило довести его до полного обалдения своими неожиданными визитами. Потом он как-то вдруг вспомнил, что до сих пор держит в руке обкусанный помидор, и очень смутился.

– Мой у тебя? – без предисловий спросила Людмила Веригина, начиная неторопливое, но уверенное движение вперед, прямиком на стоявшего в дверях Юрия. В ней было что-то от медленно, но неумолимо спускающегося с гор ледника, и Юрию пришлось попятиться, чтобы мадам Веригина не протаранила его своим далеко выдающимся вперед бюстом.

– Да как тебе сказать… – замялся Юрий, чувствуя, что от него со страшной силой разит водкой. В узком пространстве его крошечной прихожей не унюхать этот запах было просто невозможно.

– А так и скажи, – предложила мадам Веригина, продолжая свое неумолимое поступательное движение.

– Да нет его здесь, – развел руками Юрий, предпринимая отчаянную попытку заклиниться в дверях, которые вели из прихожей в комнату. Ему вдруг стало смешно. – Нет, и сегодня не было. Ты ко мне по делу или по любви?

– По делу, по делу, – уверила его Людмила. – И по любви тоже.

На кухне что-то предательски звякнуло – видимо, ревнивый Веригин не вынес упоминания о любви и не усидел на месте. Величественно сползающий с вершины горы ледник мигом превратился в селевый поток, и даже не в поток, а в атакующий танк. Юрия смели в сторону, как плюшевого мишку, и он глазом моргнуть не успел, как у него на кухне уже бушевал скандал. Ему послышался звук сочной оплеухи, и Юрий готов был спорить на что угодно, что бьют не Людмилу.

Спустя несколько секунд из кухни пробкой вылетел Веригин, подгоняемый своей супругой. Несмотря на свое бедственное положение, бутылку он все-таки прихватил, и теперь нес ее, как ребенка под обстрелом, прижав к животу обеими руками и защищая собственным телом. Юрию показалось, что он продолжает жевать.

Людмила погоняла его, как опытная хозяйка забравшегося в чужой огород хряка. Половина пуговиц на ее халате расстегнулась в ходе боевых действий, и то, что маячило в просветах, совершенно не оставляло места для фантазии. Юрий деликатно отвернулся, озабоченный только тем, чтобы не рассмеяться вслух. “Мы им всем покажем кузькину мать!” – вспомнилось ему некстати, и он вынужден был сильно закусить губу, чтобы не разразиться неприличным ржанием.