Где это видано, чтобы безоружных, незащищенных людей сбросили в дремучий лес, где царят дикие законы джунглей. Я принял бы как должное какой-нибудь очень правдоподобный розыгрыш или инсценировку. Но разъяренная тигрица не была гениальным фокусом, и нас с ней не разделяло бронированное стекло. Как тогда это понимать? Продюсер, закрыв глаза, надеется на авось, что все участники шоу останутся живы и невредимы, а непредвиденные трудности и опасности лишь придадут Игре динамизм и драматизм? Но толку от этого драматизма, если зрители не увидят эту совершенно ошеломляющую сцену с тигрицей. Оператора ведь рядом не было. Кстати, а почему нас, в самом деле, не снимают?

Я убрал резиновую тару, посуду и пакеты с концентратами в рюкзак. Примус и флягу с водой я положил на землю рядом с потухшим костром, и состроил над ними пирамиду из палок, которыми подпирал пленку. Даже издали Крот должен был обратить внимание на эту конструкцию. Затем я опять склонился над площадкой, где наметил палочками стороны света и шкалу градусов. Теперь я знал, в каком направлении вел меня Крот: почти на север, если быть более точным – курсом на 6 градусов. Где-то там, далеко, находился финиш, та точка, в которой рано или поздно сойдутся все участники Игры, и где нас ждет великий, всемогущий и коварный продюсер с заветным чемоданчиком в руке. Но я уже не мечтал снять призовой фонд и тем самым удовлетворить свое тщеславие на глазах у Ирэн. Желание мести улеглось и стало казаться мелочным и постыдным. Кроме того, поиски Морфичева, а потом водителя отняли уйму времени, и догнать идущие впереди команды вряд ли было возможно. Пусть деньги достанутся Ирэн или Акулову, словом, тому, кто отправился в это путешествие ради них. А я уже был счастлив оттого, что сбежал от Крота, общение с которым угнетало меня сильнее, чем назойливая мошкара.

Глава пятнадцатая. Марго спорить не любит

Марго болтала без умолку. Я редко видел людей, которые были бы способны задать такое огромное количество вопросов за одну минуту. У меня складывалось ощущение, что она вламывается ко мне в душу так же, как последний пассажир в переполненный автобус: работает локтями, головой, бьет кулаком в чужие зады и спины, «граждане, ну еще на одного человечка, ну еще на полчеловечка!»

– А где ты работаешь? В маленькой фирме? А что значит, в маленькой? Мой папик оставляет мне тоже относительно маленькую фирму по продаже алтайской древесины. Так в ней четыреста человек… У тебя какое образование? Педагогическое? Никогда бы не подумала! А почему ты в школе не работаешь? Мастер спорта по альпинизму – это, наверное, круто. Мне кажется, всех альпинистов надо поделить на две категории: на тех, кто сорвался и погиб, и на мастеров спорта. Третьих попросту быть не может…

Я шел впереди Марго, удерживая направление по намеченным ориентирам. Лес постепенно открывал свои страшные и непредсказуемые стороны. Он был полон опасностей, которые подстерегали нас на каждом шагу, и я чувствовал их, словно сапер, идущий по минному полю. Нервы мои были напряжены, слух обострен, взгляд безостановочно скользил по мохнатым стволам пальм, широким, словно разделочные доски, листьям фикусов, поднимался к небу по исполинским батангорам и путался в хаосе воздушных корней баньянов. Я видел омерзительных змей, которые перетекали с ветки на ветку, уподобляясь тягучему тесту; замечал притаившихся среди густой листвы лангуров – худосочных обезьян с мелкой, недоброй рожицей и кроваво-красной оскаленной пастью; из-под моих ног, шурша щетинистыми лапками, убегали пауки всех цветов и оттенков и чешуйчатые, ядовито-оранжевые ящерицы. Я старался не заострять внимание Марго на всем этом буйстве животного мира. Вряд ли это сделало бы ее прогулку более безопасной, но гарантированно отравило бы ей настроение. А вот этого мне не хотелось. Марго разительно отличалась от брюзжащего и постоянно жалующегося на жизнь Крота, и ее бесшабашный оптимизм и подростковое отсутствие страха благотворно влияли на меня. С ней я душевно отдыхал, и даже ее дотошные вопросы не раздражали меня. За те полчаса, которые мы взбирались по склону, она успела выпытать у меня огромное количество информации: о моем одиночном переходе через сельву, о детективном агентстве, о преступниках, которых я разоблачил, о моей любимой еде, фильме, книге и киноактрисе. Круг ее вопросов сужался; Марго хотела ненавязчиво выпытать у меня то, что ее интересовало более всего. Она была наблюдательна и, по-моему, обладала неплохой памятью. Конечно, она не забыла о нашем разговоре в самолете, и как я отговаривал Ирэн прыгать, и как минувшей ночью принял Марго за Ирэн. Она с трудом скрывала разгорающееся в ней любопытство. Я был для Марго источником интереснейшей интриги, душераздирающей любовной истории, подробности которой она считала своим долгом вынюхать.

– Двум мужикам скучно тащиться по лесу, – не то вопрошающе, не то утверждающе сказала Марго. – И вообще, без женщин мужчины склонны к деградации. Они начинают ругаться, перестают следить за собой и, в конце концов, становятся слабыми и беспомощными.

– Ты бы об этом Лобскому сказала.

– Лобский – исключение из правил. Он женоненавистник.

– С чего ты взяла, что он женоненавистник?

– Я это чувствую. Интересно, у него есть жена?

– У меня, например, тоже нет жены, – возразил я. – Но к женоненавистникам себя не причисляю.

– Заметно, – кивнула Марго.

– Что именно заметно? – уточнил я. – Что не женоненавистник, или что нет жены?

– На месте организатора Игры, – ушла от ответа Марго, – я бы сложила пары исключительно из женщин и мужчин. И с условием, что они прежде не встречались. Представляешь, какие букеты чувств мы имели бы на финише, какие яркие любовные пары!

Она провоцировала меня, ввязывая в разговор об Ирэн. Я добровольно сел на этот крючок.

– С чего ты взяла, что обязательно получатся любовные пары?

Марго посмотрела на меня с недоверием. Она считала, что ее мысль даже нельзя ставить под сомнение.

– А как иначе? Мужчина и женщина несколько дней отрезаны от окружающего мира. Они вынуждены вместе есть, охотиться, умываться и спать. Они преодолевают одни и те же трудности. Они живут одними проблемами. При этом мужчина мобилизуется и проявляет свои лучшие качества. А женщина – свои. Игра – это идеальные условия для того, чтобы зародилась любовь.

Ее слова словно плетью по ребрам огрели меня. Я мысленно признался, что уже думал об этом и рисовал в своем воображении детальные картины того, как Ирэн и Морфичев едят, охотятся и спят.

– Если мне женщина не нравится, – сухо ответил я, – ты хоть на Луну отправь