мастером именно китайского ушу, хотя его биографы предпочитают опускать этот факт, особенно в свете идеологического противостояния Китая и Японии. Если Фунакоси, который приложил столько сил, чтобы убрать из каратэ "воспоминания" об ушу, сам никогда в Китае не был (во всяком случае, именно так гласят его официальные биографии, составленные в основном самим Фунакоси) и с китайскими мастерами на Окинаве общался весьма поверхностно, то Мияги наоборот стремился перенять всю полноту традиции кэмпо прямо от истока. Заметим, что Мияги был единственным, кто обучался в Китае, среди всех мастеров, которые позже приехали в Японию и создали свои школы каратэ. Он был официально признан китайскими мастерами как продолжатель "истинной передачи" ушу, а такого признания удостоились лишь единицы окинавцев (например, Хигаонна и Уэти Камбун). Только он один, как считается, был носителем истиной традиции боевых искусств в Японии, что включало не только блестящее знание техники, но и огромный духовный заряд, заключенный в проповеди Мияги. Он стал тем человеком, который через боевые искусства сумел воплотить китайский идеал "человека целостных свойств" (цюаньжэнь) в Японии.

Сколь ни была полезной последняя поездка Мияги в китайскую Фуцзянь, по возвращению он принимает глубокий траур — чуть менее года назад скончался его наставник, великий учитель Хигаонна. Мияги по древнему обычаю почти три года носит траур по наставнику, справедливо считая его своим духовным отцом и поражая своим традиционализмом и знанием тончайших нюансов ритуала даже консервативных окинавцев. Но Мияги не только традиционен — он мистичен по самой своей сути. Он сам регулярно совершал поклонения духам предков и даже духам местности, и, по его рассказам, его часто посещали видения, к нему являлись божества, он видел яркое сияние — одним словом, состоял в тесном контакте с астральным миром. Это же отразилось и на мистицизме той школы Годзюрю, которую он позже создал.

Уход из жизни одного из последних столпов окинавской традиции Хигаонны заставляет Мияги начать работу над кодификацией и упорядочиванием собственной техники. Почти пять лет он совершенствуется в той технике, которую изучил в Китае, уделяя много времени отработке дыхания и управлению внутренней энергией ки. Его каждый день начинался и завершался почти часовым сеансом дзэнской медитации, и еще пару часов уходило на активные дыхательные упражнения, сопровождаемые отработкой ударов и блоков. Наконец, после более чем двадцати лет обучения и самостоятельных тренировок Мияги открывает собственное преподавание. Примечательно, что моральное право на это Мияги имел уже давно — перед своей смертью Хигаонна назвал его своим официальным преемником по школе Наха-тэ, хотя по сути сам Мияги значительно трансформировал это направление и отдавал предпочтение его китайскому прародителю. Существовал и так называемый "теневой преемник" Хигаонны — Кюда Дзюхацу, считавшийся также наследником "истиной традиции" Наха-тэ, который, однако не обладал такими организаторскими способностями и влиянием, как Мияги.

Многие государственные организации давно уже звали Мияги на службу и, наконец, великий боец откликнулся на их предложения. По правде говоря, другого способа заработать себе на пропитание у него не было, кажется, Мияги вообще не знаком был ни с какой другой профессией. Его профессия и стала его жизненной миссией — преподаванием духовного искусства будо.

Таким образом, Мияги оказывается сначала шеф-инструктором Школы префектурной Окинавской полиции. Затем, откликаясь на новую тенденцию массового обучения окинава-тэ в учебных заведениях, начинает преподавать в местной средней школе и в Институте Гражданского Благосостояния. Кажется, великих последователей в этих учебных заведениях Мияги не воспитал, зато запомнился как непобедимый и при этом самый молодой боец, который вместе с преподаванием боевого искусства пытался донести до людей и понимание необходимости каждодневной духовной практики. Не сложно догадаться, что местная полиция, да и учащиеся средней школы с трудом постигали что-либо иное, кроме простого кулачного боя. Мияги прекрасно видел это, но не падал духом — у него была и собственная небольшая, почти закрытая школа, в которой он обучал бесплатно и передавал целостную систему, которую почерпнул у Хигаонны и довел до совершенства в Китае.

Как и другие школы окинава-тэ в ту пору, в основу обучения Мияги кладет отработку традиционных ката (тикатэ мани). Правда, сами по себе эти ката значительно отличались от тех, что преподавали Мацумура, Азато и Итосу, и на которых базировалось их направление Сёринрю.

Вернувшись из своей первой поездки в Китай, Мияги постоянно отрабатывает лишь два основных ката, считая их базой для соединения физической и духовной практики боевых искусств — Тэнсё и Сантин, в основе которых лежали достаточно простые удары и круговые блоки, но все это базировалось на сложной дыхательной работе и особых методах концентрации сознания…

Особое внимание уделяет Мияги боевому применению элементов ката — бункай, требуя в полную силу проводит не только удары и блоки, но даже заломы и удушения, которые тогда существовали в окианава-тэ. Он же вводит в практику одну из форм тренировки, которая встречалась в китайских школах ушу — тэ-тотимати. Она заключалась в проведении учебных свободных поединков в полный контакт, перед началом которых оба партнера оговаривают, какую конкретно технику будут применять. Например, они договариваются о нанесении ударов только руками в живот в полный контакт или ударов ребром ладони — сюто. Это стало прообразом "поединков на один удар" в полный контакт дзю-иппон-кумитэ, которые сегодня практикуются практически во всех стилях каратэ. Бойцы имеют право нанести только один удар, скажем в живот, но в полный контакт.

Наконец, Мияги считает необходимым, чтобы все его ученики умели вести реальный поединок, и в этом он вновь следует китайской традиции, нарушая старые методы обучения Окинавы — не проводить свободных спаррингов. Но Мияги воспитывался в Китае, его учителем был Хигаонна, тело которого было вообще не восприимчиво к ударам. И вот в школе Мияги появляется новый вид поединков — икукуми. Один боец нападал на другого, нанося удары в полную силу, другой же имел право только защищаться и не контратаковал. Таким образом, Мияги вырабатывал у своих последователей чисто психологическую устойчивость к ударам. Ведь зачастую даже сильный каратист проигрывает из-за того, что теряется под градом ударов, не способен ни адекватно защищаться, ни грамотно провести контратаку. А вот ученики Мияги могли в течение часа обороняться от сильных партнеров, которые сменяли друг друга каждые десять минут.

Мияги, следуя за традицией Хигаонны, советовал ставить блоки только от ударов в голову, шею и пах, а все остальные принимать на корпус, а