Приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.

— Не задержать, а уничтожить, — уточнил С. К. Тимошенко.

— Давайте директиву, — сказал И. В. Стадии. — Но чтобы наши войска, за исключением авиации, нигде пока не нарушали немецкую границу.

Трудно было понять И. В. Сталина. Видимо, он все еще надеялся как-то избежать войны. Но она уже стала фактом. Вторжение развивалось на всех стратегических направлениях.

Говорят, что в первую неделю войны И. В. Сталин якобы так растерялся, что не мог даже выступить по радио с речью и поручил свое выступление В. М. Молотову. Это суждение не соответствует действительности. Конечно, в первые часы И. В. Сталин был растерян. Но вскоре он вошел в норму и работал с большой энергией, правда, проявляя излишнюю нервозность, нередко выводившую нас из рабочего состояния.

В 7 часов 15 минут 22 июня директива № 2 наркома обороны была передана в округа. Но по соотношению сил и сложившейся обстановке она оказалась нереальной, а потому и не была проведена в жизнь.»

(Г. К. Жуков)

Вот эта версия, которая больше похожа на описание финальной сцены комедии Н. В. Гоголя «Ревизор», и легла в основу официальной истории начала Великой Отечественной войны. И вокруг этой версии роятся все историки, пытаясь ее хоть как-то приспособить уже к тому, что Сталин все-таки нападение Германии ждал, а не вертел в руках трубку без табака.

Заметьте, действующие лица той комедии к моменту ее написания: Молотов — вышвырнут из партии и находится, фактически, под домашним арестом; Тимошенко — послал всех к черту, Ватутин — мертв, Сталин — мертв. Дядя Жора Жуков мог у себя на даче, сидя на пенсии, какие угодно Директивы писать и отдавать их архивистам.

Хотя, он мог это сделать еще и потому, что был уже обозлен опалой на всех, на Хрущева, которому как верный пес служил, на Брежнева, который его в армию не вернул, и на Сталина, конечно, особенно… И плюнул этими Директивами в вечность, потешаясь над тем, сколько профессоров-баранов и писателей-идиотов будет водить хоровод вокруг них.

Когда в редакцию принесли рукопись книги К. К. Рокоссовского, то, несомненно, ее цензоры вычитывали очень внимательно. Но цензорами были идеологи из КПСС, а не маршалы, поэтому многое прошляпили. «Солдатский долг» написан в намеренно бесконфликтном ключе, поэтому цензура не насторожилась. Только в идеологи шли в те годы люди, которые, как правило, по своей тупости ни к какой другой деятельности не были приспособлены, нормальные люди города строили и в космос летали. Тупицы народу мозг выклевывали. И пропустили в «Солдатском долге» очень многое.

Думаю, что когда они вычитывали строки о начале войны, и не увидели там «Директив», не насторожились потому, что Константин Константинович не мог о них знать, так как всего лишь корпусом командовал. А в военном деле ни черта не соображали. В результате мы у Рокоссовского читаем:

«Около четырех часов утра 22 июня дежурный офицер принес мне телефонограмму из штаба 5-й армии: вскрыть особый секретный оперативный пакет.

Сделать это мы имели право только по распоряжению Председателя Совнаркома СССР или Народного комиссара обороны. А в телефонограмме стояла подпись заместителя начальника оперативного отдела штарма. Приказав дежурному уточнить достоверность депеши в округе, в армии, в наркомате, я вызвал начальника штаба, моего заместителя по политчасти и начальника особого отдела, чтобы посоветоваться, как поступить в данном случае.

Вскоре дежурный доложил, что связь нарушена. Не отвечают ни Москва, ни Киев, ни Луцк.

Пришлось взять на себя ответственность и вскрыть пакет.

Директива указывала: немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно, Луцк, Ковель. В четыре часа приказал объявить боевую тревогу, командирам дивизий Н. А. Новикову, Н. В. Калинину и В. М. Черняеву прибыть на мой КП.

Пока войска стягивались на исходное положение, комдивам были даны предварительные распоряжения о маршрутах и времени выступления. Штаб корпуса готовил общий приказ.

Вся подготовка шла в быстром темпе, но спокойно и планомерно. Каждый знал свое место и точно выполнял свое дело.»

Ничего странного не видите? Оказывается, Директиву писали не Жуков с Ватутиным 21-го числа, она уже давно лежала в особом секретном оперативном пакете и ждала распоряжения Совнаркома или Наркома Обороны. Оставалось только при получении указания из штаба армии уточнить достоверность депеши. И никакой панической внезапности…

* * *

С мемуарами К. К. Рокоссовского после смерти автора случилось то же самое, что и с «Воспоминаниями и размышлениями» Г. К. Жукова. Маршалов уже давно в живых не было, а в их книгах, с каждым новым изданием, появлялись все новые и новые страницы. Потомки Жукова и Рокоссовского при наступлении Перестройки и Гласности нашли в архивах предков рукописи и восстановили настоящую правду.

Только когда читаешь «восстановленные главы» в «Солдатском долге» и натыкаешься на такое: «Делалось все не так, как обучали нас военному делу в училищах, академиях, на военных играх и маневрах, в разрез с тем, что было приобретено опытом двух предыдущих войн», — становится очень неловко за внуков Константина Константиновича. Ребята, вы настолько корыстные, что пошли на то, что кому-то дали сфальсифицировать работу своего прославленного деда, сотворить из нее сенсацию и на этом бабосов нарубить?

Ладно, допустим то, что Константин Константинович ни в каких училищах не обучался, а при Академии только курсы закончил — оговорка.

Но как понимать вот это в «восстановленных» главах: «В пакете имелась директива, в которой указывалось о немедленном приведении корпуса в боевую готовность и выступлении в направлении Ровно, Луцк и далее» и здесь же — «Какой же план разработал и представил правительству наш Генеральный штаб? Да и имелся ли он вообще?.. Мне остро захотелось узнать, где намечался рубеж развертывания».

А что же тогда было в директиве, как не рубеж развертывания корпуса?

Так и этого мало.

«Приходилось слышать и читать во многих трудах военного характера, издаваемых у нас в послеоктябрьский период, острую критику русского генералитета, в том числе и русского Генерального штаба, обвинявшегося в тупоумии, бездарности, самодурстве и пр. Но, вспоминая начало первой мировой войны и изучая план русского Генерального штаба составленный до ее начала, я убедился в обратном.

Тот план был составлен именно с учетом всех реальных особенностей, могущих оказать то или иное влияние на сроки готовности, сосредоточения и развертывания главных сил. Им предусматривались сравнительные возможности России и Германии быстро отмобилизоваться