уступая место появившемуся из дверей администрации вышеупомянутому Игнату Петровичу. На вид ему было около шестидесяти. Его седые малопричесанные волосы и горящие глаза мне кого-то напоминали.

— Дорогие дети, взрослые и вожатые! — сказал он в жутко зазвеневший микрофон. — Разрешите представиться, хотя меня уже представили. С этого года я — директор нашего замечательного пионерского лагеря, который построили для нас шефы — сотрудники "Агитационностроительного завода имени В.И. Ленина". До лагеря я трудился на этом заводе в должности главного технолога, хахаха.

Я понял, что линейка будет долгой. И не я один, судя по выражению окружающих лиц. Безучастными остались только роботы, хотя некоторые из них вроде тоже погрустнели.

— Еще вчера моя жизнь заключалась в одной работе. Жил на заводе днями и ночами, неделями и месяцами! Однажды решил пойти домой и с трудом отыскал свою квартиру, хахаха! Когда пришла пора собираться на пенсию, я подумал — почему бы мне вместо пенсии не стать обратно пионером, хахаха! Так я здесь и оказался.

— А теперь о главном, — посерьезнел Игнат Петрович. — Что такое отдых, дорогие друзья? Отдых — это не баловство, а тяжелый и напряженный труд, требующий полной самоотдачи!

…В свои двенадцать я повидал массу линеек. Если они не деревянные и не пластмассовые, то неизбежно происходят первого сентября, во время последнего звонка и по другим своеобразным праздникам, поэтому тут волей-неволей научишься отключаться и не слушать того, что на них говорят. Ничего нового не скажут, а любопытного — тем более. Витать где-нибудь в облаках — вот что надо делать во время торжественных мероприятий. Знаю, что взрослые против витания детей в облаках. Однако эти облака ничуть не дальше от земли, чем то, о чем говорят выступающие дяди, даже когда дяди очень высокопоставленные и находятся в телевизоре. Торжественная речь, как я понял, — это ритуал, наподобие вызова зловредных духов туземцами. Но там хоть какие-то шансы на их появление, а тут никакой надежды ни на что. Есть только время, принесенное в жертву богу бессмысленности. Бессмысленно принесенное.

Сказал — и самому понравилось. Но снова напомнил себе, что вслух произносить это не стоит, а то поведут к докторам и заставят пить таблетки. Я уже научился преждевременно читать, и повезло, что доктор спокойный попался. А среди них тоже бывают свои Марии Леонидовны, и лечиться мне потом от излишков ума.

Подумал, что я умный, и опять совесть укусила. Нескромно ставить себя выше других. Но я и не ставлю! Зачем мне это? Никакого удовольствия не принесет. Интеллектом меряются только дураки.

Хотя как-то в книге-воспоминаниях одного ученого я прочитал разговор двух девушек, с виду неглупых. Обычных студенток какого-то института.

Одна говорит другой про кого-то, что он — дрянь, потому что считает себя непризнанным гением. Вторая молча ей кивает, соглашаясь, и все, беседа окончена. Больше обсуждать, по их мнению, тут нечего. Гении (признанные или непризнанные), им не нужны. Да и просто умные, наверное.

Не знаю, сколько времени я витал и не слушал директора, но очнулся от страшного грохота мгновенно. Какой-то робот устал стоять, потерял сознание и всем своим металлическим телом шмякнулся на асфальт. Роботообморок. Упало давление в гидравлической системе, такое случается.

Все переполошились и бросились оказывать первую помощь. Директор объявил линейку оконченной, расстроился, что не успели торжественно поднять флаг, велел идти в столовую, так как подоспело время обеда, а потом вдруг прокричал в микрофон:

— Стойте! Я не сказал самое главное!

Набрав побольше воздуха в легкие, он зловеще произнес:

— Дневной сон — будет!

И ткнул пальцем в небеса:

— Указание свыше!

Глава 16 Дневной сон и морской бой

1

Столовая напоминала школьную. И крупноразмерностью, и столами-стульями, и жарено-подогретыми запахами, и звоном тарелок-ложек.

Около входа — огромно-настенный рисунок на космическую тему. Глупый до невозможности, ведь в невесомости из зубнопастных тюбиков питаются, а в лагерном космосе макароны по тарелкам разложены. Может, картина изображает Землю? Да нет, в иллюминаторе кольца Сатурна виднеются. Похоже, какие-то магнитные макароны едят. Или они одним комком к тарелке прилипли, потому и не летают. Нам такие в школе пару раз давали. Зря не сказали, что пища космическая, а то ведь никто не ел.

Но здесь кормили замечательно! Борщ, картошка-пюре с котлетами из мяса и хлеба в пропорции напополам и компот из сухофруктов (сухофрукты — это плоды выведенного советскими учеными сухофруктовового дерева, скоро, наверное, для производства мебели выведут дерево, сразу состоящее из ДСП, гыгы).

Ладно, хватит ехидничать. И еда вкусная, и тети-повара приветливые. И рук у них дополнительных нет, как у продавщиц в нашем магазине. А компот наливает специальный робот-компоторазливатель. В одной клешне у него стакан, во второй — половник, он этим половником из желтого эмалированного ведра компот черпает, улыбаясь лошадино-железными зубами.

Все отлично. Все, кроме надвигающегося тихим безумием дневного сна.

2

Перед ним Геннадий Семенович провел на улице небольшое собрание. Со всем своим отрядом, который размещался в двух домах. Пятнадцать мальчишек в нашем и в домике по соседству столько же девчонок. Все примерно одного возраста, в крайнем случае кто-то на год постарше. И все, кроме нас, более-менее знали друг друга, потому что были с одного района и у всех родители с завода, построившего пионерлагерь. А мы втроем оказались немного чужими.

Не беда, вольемся как-нибудь в коллектив. Времени еще куча. А может, я себя обманываю. Мы и в своих классах сами по себе. Даже Артем.

Быстренько выбрали командира — Марину, высокую девчонку с прической-хвостиком. Больше им быть никто не захотел, а она к тому же занимала высокую должность в "пионерской дружине" — есть такие пришкольные организации, смысл которых — создавать видимость того, что пионеры что-то сами решают.

Да пожалуйста, пусть будет командиром. Она или кто-то еще. Командир отряда в лагере все равно отрядом не командует. Разносит по комнатам указания взрослых, вот и вся его работа. Да и Марина мне понравилась — прикольная, веселая и вроде неглупая. Вряд ли она будет воображать из себя большого начальника.

Вдруг подумалось — хорошо бы ее в нашу компанию. И