Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Действительно, на следующий день за час до отлета аэроплана приехал генеральный консул с чиновниками консульства на двух автомобилях. Один из чиновников должен был лететь в Париж. Сесть в аэроплан была не простая вещь. Советская полиция придиралась ко всему, и только помощь генерального консула помогла мне сесть в аэроплан.
Я был счастлив, когда уселся в кресло самолета. Консул ждал до самого отлета. После того как самолет оторвался от земли, меня окружили парижские журналисты, которые тоже возвращались во Францию. От беседы с ними я отказался.
Полет продолжался три с половиной часа.
Прилетели мы на аэродром «ОРЛИ». Здесь «СЮРТЕ НАТИОНАЛЬ» стало проверять документы и задавать вопросы. Сразу вмешался сопровождавший меня чиновник посольства, и я беспрепятственно прошел. Выйдя из аэропорта, я распрощался с чиновником, который дал мне свою карточку. Ее я сохранил до сих пор.
Ожидавший пассажиров аэроплана автобус повез на вокзал «Инвалид». На вокзал мы приехали в 9 часов вечера. Здесь уже было легко ориентироваться.
На следующий день я был в русской церкви на рю Дарю. Среди молящихся узнал много своих друзей и знакомых, у которых спросил старые адреса общественных и военных организаций.
Многие меня не узнавали, т. к. приехал я с бородой и блуждающими глазами. Рассказывали новости, пережитые эмиграцией после окончания войны 1945 года. Рассказывали, как французский народ перенес коммунистическую болезнь и собственными силами наладил свою нормальную жизнь.
Коммунистическая зараза частично коснулась и русской эмиграции. Некоторые с гордостью рассказывали, что митрополит Евлогий был первым принявшим советское гражданство. Наши общественные деятели ходили на поклон к советскому послу (Маклаков и K°). Какой позор и какое легкомыслие: наши братья и сестры мучились в это время в советских тюрьмах и лагерях (кому много дано, с того и много спрашивается!).
Стали выходить книги, чернящие русскую эмиграцию: К. Любимова (быв. сотрудника газеты «Возрождение»), Унковского — «Наши дни».
На площади Иена в Париже показывали пропагандные советские фильмы о постройке Братской электростанции (ГЭС). В фильме показывалось, с каким энтузиазмом русский народ строит эту станцию. Был показан русский рабочий, краснощекий, хорошо упитанный и обутый в резиновые сапоги, совершенно новые, как он ворочает камки на реке Ангаре. Фильм был цветной. В действительности строили ее голодные и полураздетые политзаключенные. Вот «правда» этой пропаганды!
Это говорит свидетель этой стройки, заключенный «Ангарлага».
Стали появляться «господа», которые для своего спокойствия получили советские паспорта «на всякий случай». Образовалось общество «Советских патриотов», которое французское правительство прикрыло, а членов его выслало в Советскую Россию. В числе высланных был и К. Любимов.
До настоящих дней есть еще русские люди, которые «молятся двум Богам». Гуляют по Парижским бульварам, пользуются благами французского народа с советскими паспортами и не хотят ехать в СССР. Некоторые сотрудники возвращенцев (Казим-Бек) стали общественными деятелями русской эмиграции. Какая цена им?
Надо сказать, что, к счастью, эта зараза не коснулась военных организаций Парижа, которые мне дали возможность стать на ноги.
В настоящее время я живу в Инвалидном доме в Мон-Моренси и не желаю ничего лучшего, как перемены советского режима и возвращения живым на свою прекрасную Родину.
После вывоза всего офицерского состава училища англичанами юнкера не захотели расходиться, а продолжали вести прежнюю нормальную жизнь, ожидая возвращения своих офицеров. Юнкерское начальство (вахмистры, портупей-юнкера) выбрало из своей среды достойных на должность начальника училища, командиров сотен. Начальник училища — взводный портупей-юнкер Михал Юськин — ежедневно назначал дежурного по училищу. Производились утренняя и вечерняя поверки с пением молитвы и гимнов — Донского и Кубанского, как делалось раньше. Была налажена связь со станциями, где оставались родители и родственники юнкеров.
Во время выдачи семей казаков и гражданских беженцев в лагере Пеггец возле г. Лиенц юнкера оцепили кольцом собравшуюся толпу, взявшись за руки, и противодействовали английским солдатам насильно бросать в грузовики стариков, женщин и детей. Очень правдиво написана картина С. Г. Королькова, на которой изображено избиение безоружных юнкеров, казаков, казачек и детей. Как происходила выдача в Лиенце, уже не раз было описано, и я к этому возвращаться не буду.
В самом начале мая 1945 г., за несколько дней до сдачи Гамбурга англичанам, мы: архимандрит Нафанаил и иеромонах Виталий, пришли из Берлина в Гамбург частью пешком, частью подвозимые попутными автомобилями.
На богослужение, организованное нами в предоставленной нам англичанами немецкой церкви св. Иоанна Богослова, хлынуло множество народа, главным образом русских и сербов из многочисленных лагерей «остарбайтеров». Вскоре англичане отдали нам для богослужения и жительства бывшую штаб-квартиру гитлеровской организации СА.