руфе. На ходу он поднял руку, и Эржи тяжело опустилась на перчатку. Лала поспешила за ним. Не то чтобы она хотела видеть, что будет дальше, но раз позвали…

Голова и шея руфы были в крови, одно крыло неестественно вывернуто, но огромная птица оставалась опасной даже при смерти. Поэтому Шойду долго примерялся, прежде чем отсечь ей голову. А когда безголовая туша забилась в последних судорогах, он полоснул ножом по своей ладони, и две капли его крови соединились с темной кровью руфы. Лала таращилась на это, будто в первый раз видела работу Мастера Смерти. Когда Шойду подобрал и отряхнул от песка крупный шуларт, оставшийся от птицы, Лала только и смогла выдавить из себя:

– Но зачем?

– Пойдем поедим. Ты ведь тоже голодна? – улыбнулся Шойду, будто не услышал вопроса.

Зажаренные до хрустящей корочки пескоройки оказались удивительно вкусными. Лала поймала себя на том, что обгладывает каждую косточку и облизывает пальцы, и смутилась, но Шойду не обратил на это никакого внимания. Он потягивал вино из бурдючка через длинную соломину и смотрел на закат. Насытившиеся соколы чистили перья, а дромы дремали, опустив головы к самой земле. Когда с пескоройками было покончено, Шойду протянул Лале вторую соломину, и теперь оба они пили вино и разглядывали уходящее солнце.

– Трактат о соколах должен быть прочитан и выучен, но никакие книжные знания не научат тебя чувствовать птиц, – наконец прервал молчание Шойду. – Надо ими жить. Есть одну пищу, быть для них защитой, опорой и единственным смыслом. Только тогда они выполнят свое предназначение.

– Почту доставлять? – хмыкнула Лала.

Мастер Шойду гневно вскинул голову:

– Почта? Ты считаешь, они пригодны только для этого?

Озадаченная всплеском его негодования, Лала пожала плечами:

– Простите мое незнание.

– Прощаю. Действительно, откуда тебе знать…

Он протянул руку к закату. Эржи будто этого и ждала: она села на плечо хозяина и гордо посмотрела на Лалу.

– Эржи для меня сделает все. Это моя хранительница. Она умеет не только убивать и быстро доставлять письма. Она видит черные мысли.

– Как это?

– У соколов особое зрение, они бы могли из высокого поднебесья сосчитать волоски на шкурке пескоройки. Ну, если бы умели вообще считать. – Шойду ухмыльнулся. – Но некоторые, как Эржи, умеют распознать человека, задумавшего недоброе. Нам точно не известно, что именно они видят, но их зрачки направлены на голову злоумышленника. Несколько раз она спасала меня.

– Вас? От кого? Кто может угрожать Мастеру Смерти?

– Другой Мастер, – глухо сказал Шойду.

Лала растерялась. Ей вспомнилась пещера слепого Дакша, но спросить про него она не решилась. Просто молчала, выжидая.

Шойду глотнул вина и продолжил как ни в чем не бывало:

– Итак, с соколами нужно каждый вечер выезжать на охоту. Важно при них есть то, что они добывают. Очень важно забирать себе бо́льшую часть добычи. Соколы должны знать, кто главный.

– А как же руфа? – спросила Лала.

– Руфа, да. Это обучение Эржи. Она должна не задумываясь убивать того, на кого я укажу. Без разницы, насколько враг больше и сильнее.

– И человека убить?

– Конечно, – спокойно и уверенно ответил Шойду. – Чем человек лучше любого другого животного?

Лала ничего не сказала. Она смотрела на Мастера Шойду и видела пламя заходящего солнца, отражающееся в его глазах. И в этом пламени не было ни тепла, ни сочувствия кому-то живому.

– Что я должна буду делать?

– Для начала я поручу тебе Первого и Третьего. – Шойду указал на соколов, которые прибыли сюда на ее плечах. – Охотиться с ними и непременно делить добычу. Обучение почтовым навыкам пройдем позже. Пригляд за слугами. Они считают, что я не замечаю воровства. Но главное – трактаты о птицах Пустыни. Это важно. Руфы тут неединственные враги. Читай, наблюдай, умножай знания. Старый Шай, да живет он белой жизнью, был одним из тех, кого мне не в чем упрекнуть. Он выбрал тебя, и это дорогого стоит. Надеюсь, ты оправдаешь его доверие. И мое. Пора.

Шойду с кряхтением поднялся и свистнул дрому. Лала огляделась. Солнце забрало с собой день, зной и свет. Пустыня стремительно перекрашивалась из красного в темно-фиолетовый. На небе загорались первые звезды, а далекая Стена украсилась дорожкой огоньков-факелов. Лала блаженно вдохнула полной грудью запахи вечерней пустыни – она полюбила именно это время суток еще в Небесном Оке. Пару часов пустыня будет дружелюбна, и лишь к полуночи ее дыхание станет смертельно ледяным.

С этого вечера жизнь Лалы в Шулае изменилась. Она проводила с соколами почти все то время, что не спала и не читала. Поначалу Мастер Шойду ездил с ней в пустыню, но быстро пришел к выводу, что она сама справляется прекрасно, даже лучше, чем в его присутствии. Сокольничий узнал в ней себя – ему тоже было интереснее с животными, чем с людьми. А когда Лала умудрилась взять в пустыню на вечернюю охоту анука и заставить соколов принять это, Шойду сказал, что придет время, и Лала займет его место, потому что лучше никто и никогда с этим не справится.

Слуги ее побаивались – слухи про ручного анука расползлись моментально. Господин Шойду не тратился на еду для этой странной женщины. Наоборот, она привозила каждый вечер из пустыни тушки пескороек и окорока бескрылых муксов. Разговорчивые служанки не раз пытались завести с ней беседу, но она неизменно уходила от любых вопросов. Со временем все их попытки прекратились, и на почте воцарился прочный новый порядок. Лала узнала, кто из слуг нечист на руку, и так запугала, что воровство прекратилось. Она несколько раз вылечила безнадежных птиц и преуспела в искусстве метания ножей, на расстоянии добивая раненую соколами дичь. Шойду был рад счастливому случаю, который определил Лалу именно к нему, и через полгода, когда пришло время принимать решение об ее возвращении в Совет, он не моргнув глазом солгал, что она еще не готова. Совету это было только на руку, и решение продлить срок работы Лалы в соколятне одобрили единогласно.

За все это время ни Шурн, ни Лириш не интересовались Лалой. Когда она попыталась спросить о них, узнала, что Лириш в разъездах по дальним оазисам, а Шурн в очередной раз провинился перед дядей и где-то теперь отрабатывает. Насколько все это было правдой, Лала не знала и даже не беспокоилась. Она чувствовала свою нужность и важность. Соколы ее приняли и беспрекословно подчинялись. Все, кроме Эржи. Та единственная не могла смириться с присутствием анука, но после внушения от Мастера Шойду делала вид, что не замечает змею. Озадачивало Лалу только одно: без обещанной Шурном книги она не понимала смысла ярких и путанных, но редких сновидений. Впрочем, она так уставала за день, что переживать и размышлять еще и во сне было слишком тяжело.

Глава четырнадцатая

И все же вещий сон настиг Лалу. Она сразу не поняла это. Возможно, он снился давно, просто она не запоминала.