— Навестите нас как-нибудь еще, пан Мейстршик, — сказала пани Сырова. — Мужу было очень приятно с вами поговорить.

— Само собой, — ответил лавочник, уходя, — отчего же не навестить, коли вашему мужу было приятно поговорить с таким вот старым хрычом. А вы, милостивая пани, хорошенько за мужем ухаживайте, чтоб ухудшения не было. Иной, бывает, уже прыгать готов, а дело-то швах! Пусть хорошенько пропотеет, вся пакость-то из него и выйдет.

Дав этот добрый совет, он ушел.

2

Под вечер пришел пан учитель Шолтыс. Он сел возле кровати больного и стал печальным голосом произносить слова утешения.

— С вами Господь, он посетил вас, ниспослав испытания! — начал он. — Нам надлежит не роптать, а радостно принимать удары, наносимые рукою Божьею.

— Я очень слаб, — прошептал чиновник. Он был обрадован, ему была приятна участливость, проявленная в связи с его болезнью и свидетельствовавшая о том, что он отнюдь не так одинок, как ему казалось.

«Какой славный человек» — растроганно думал он.

— Я к вам с радостной вестью, — продолжал пан учитель, — вчера нам снова являлся дед Гинек. Давно мы его не видели и приятно провели с ним время за такой задушевной беседой… Наш друг нам сказал, что вы скоро поправитесь и наберетесь сил. Только не падайте духом, надежда укрепляет человека.

— Да, да… — пробормотал чиновник.

— Я встретил пана домовладельца и призвал его быть более сдержанным. Пусть себе печется о своем достатке, но не надо подкапываться под других. Сжальтесь над своим ближним, сказал я ему, а, главное, над собой. Что толку от того, что человек приобретет хоть весь мир, если он взял на душу грех?! Словами священного писания я старался направить его на путь истины, но он грубо оборвал меня. Мол, он владелец дома и знает, как ему поступать. Мол, выслушивать наставления жильцов он не намерен. Печально было видеть, как человек гибнет по собственной вине…

Пан учитель еще некоторое время произносил цветистые фразы, обильно пересыпанные библейскими изречениями.

Затем он ушел, оставив для больного два апельсина и букет красных георгинов.

3

Пана учителя сменил сапожник. С его появлением в квартире стало оживленно и шумно, чиновнику он принес большую пожелтелую книгу со множеством загнутых уголков.

— Вот, несу вам почитать, пан Сыровы, — сказал он, — то-то позабавитесь, и время пройдет незаметно. Это книга старинная. Я носил ее с собой, еще когда скитался в подмастерьях. Никогда с ней не расставался, читал по харчевням. В ней все по правде описано, все как оно есть на белом свете… Один граф, подлец, хотел лишить красивую графиню наследства. Она была сиротой, тихая такая, смирная. Звали ее Анжеликой. Этот граф Куно припрятал куда-то завещание и под шумок пользовался всеми владениями. Церковники подсобили ему упрятать Анжелику в глубокое подземелье, бедняжка томилась там, пока ее не вызволил преданный слуга Ансельм, он помнил старые времена и завещание разыскал. Потом Анжелика взяла себе в мужья рыцаря Руперта, но не сразу, много прошло времени, покамест они смогли обвенчаться, сколько она перед тем зла претерпела от этого негодяя Куно. Попадись он мне, мерзавец, я бы его так отделал… Из этой книги видно, что по-хорошему с этакими фруктами ничего не добьешься, с ними надо пожестче… Глаза у них завидущие, они готовы все что угодно заграбастать, но это уже ни в какие ворота не лезет. Пока люди держатся вместе, напрасно зарятся господа на карманы плательщиков. Я большой охотник до книг, потому как они многому могут научить. Но только все должно быть по правде, как вот в этой книге. Есть тут картинки, люди на них что живые, особливо где оруженосец Иаков, который выносит из горящего дворца младенца Дитриха…

— Благодарю вас, пан Шупита, — прочувствованно сказал чиновник.

— Э, не за что, — откликнулся сапожник и продолжал. — Помните, вас я всегда защищу! Я хорошо видел, как вы измордовали эту полицейскую свинью. Вот так и надо. Лучше двинуть такому под дых, а когда поперхнется, трахнуть еще по черепку, чтоб носа не задирал. Я, мил-человек, все это опробовал. Не один подлец помнит мою тяжелую руку…

— Если меня посадят в тюрьму… — заговорил чиновник.

— Насчет этого вы не печальтесь, — прервал его сапожник. — Лучшие люди томились в казематах. Как в том романе, который я вам принес, есть там такой епископ Сильвио, того бросили в темницу, потому как он отказался дать ложное показание… А ежели, это самое, полицай на вас донесет, знайте — и я и все остальные, мы под присягой покажем, что ничего не видели…

Так говорил сапожник, чем весьма порадовал чиновника… Затем он забылся беспокойным сном.

4

И ему приснилось.

Он находился на каком-то дворе, заставленном порожними ящиками. Ящики были нагромождены один на другой, причем самый маленький был внизу, на нем — побольше, потом — еще больше, а самый большой стоял сверху. Пирамида эта была шаткой и грозила обрушиться.

Возле чиновника стоял полицейский — маленький мальчик в коротких штанишках и жабо. Тем не менее чиновник знал, что этот мальчик — полицейский. Странно: как это полицейский носит жабо… Однако сам чиновник тоже был еще ребенком, и на голове его красовалась матросская шапочка. На шапочке золотом была вышита надпись: «О сердце людское, не будь сердцем хищного зверя!»

Полицейский скомандовал: — Держи ящики!

— Не буду, — возразил чиновник, — держи сам.

— Если не придержишь, — угрожающе сказал полицейский, — все свалится и случится большое несчастье. Подержи немного, я сейчас вернусь и сменю тебя.

Чиновник согласился и стал придерживать ящики.

Полицейский отскочил в сторону и захохотал: — Теперь будешь держать до скончания века!

Чиновник понял, что его обманули, и заплакал. Полицейский ушел, бросив чиновника на произвол судьбы. Стоит он у пирамиды из ящиков и придерживает ее… Уже смеркается, но никто не слышит жалобных призывов и никто не приходит вызволить его.

Чиновнику становится дурно.

«А, теперь все равно, — думает он в отчаянии, — отпущу!»

Он зажмурился и отскочил в сторону. Но к его удивлению, пирамида не рухнула. Больше того, ящики открылись и к своей радости чиновник увидел, что они заполнены редкими иностранными марками…

Охваченный невыразимым восторгом, он проснулся. Чиновник почувствовал, что малодушие покинуло его, и он сказал: — Может, меня и не посадят в тюрьму… Авось, все хорошо кончится…

— Ну разумеется, — подхватила жена и пошла сварить для больного два яичка всмятку.

1

Через несколько дней чиновник уже настолько оправился, что смог пойти на службу. Он был еще вял, как осенняя бабочка, когда в один из туманных октябрьских дней оказался на улице.

В канцелярии коллеги расспрашивали его о течении и симптомах его болезни с тем интересом, какой чиновная братия всегда проявляет к любым заболеваниям.