а? Мне похуй. Я никогда этого не делал. Его ладонь ударяет по моему горлу, задерживая воздух в моей груди, и я наблюдаю, как его челюсть подергивается от скрежета зубов.

— Это всегда была ты. Сны. Его язык скользит по моей щеке, и я сжимаю губы, когда он облизывает мой рот.

— Фантазии. Все эти извращенные гребаные фантазии. Отпуская мою шею, он скользит руками под моими предплечьями, поднимая их над моей головой, и переплетает свои пальцы с моими.

— Это было хуже всего. Бедра вперед, он прижимается ко мне своей эрекцией и прерывисто дышит.

— Представляя все то, что я хотел сделать с тобой.

— О чем ты говоришь?

— Это место — сплошное наказание. Даже те части, которые кажутся наградой. Я провел здесь четыре года из-за тебя. Уколы, от которых мне казалось, что из моей задницы вырывают внутренности. Операции. Анализы. Меня столько раз резали лезвием, что я даже не чувствую этого больше. И все из-за того гребаного дня во дворе. Из-за тебя. Он крепче сжимает мои руки и прижимает меня к стене.

— Все ради обещания, что, когда все закончится, ты будешь моей. Ты была моим призом.

О Боже. Эрикссон использовал меня против него дольше, чем я предполагала. Подпитываясь его ненавистью ко мне.

— Представь мое разочарование, когда они отдали тебя Валдису. Он наклоняет голову и обхватывает губами изгиб моей шеи, постанывая, когда посасывает то место, где, как я представляю, на моем горле останется отметина для Валдиса.

— Тот, кто сильнее, — сказали они. И Нила была моим гребаным утешительным призом за четыре года, когда я позволял им превращать меня в это. Его зубы впиваются в мою плоть, и когда я вздрагиваю, он крепко прижимает меня к стене. Когда он отстраняется, прежняя мягкость в его глазах затвердела, превратившись во что-то холодное и порочное.

— Так что тебе лучше поверить, что я собираюсь трахнуть тебя сегодня вечером. К этому шло долгое время.

Я вижу это в его глазах — там нет компромисса. Ему наплевать на мои чувства к Валдису. Это его месть. Возмещение за часы, месяцы, годы пыток, которые он перенес из-за меня.

Я наклоняюсь вперед и прижимаюсь своими губами к его губам, позволяя своему языку скользить по его зубам. Мои руки все еще прижаты, я использую рот, чтобы бороться с ним, чтобы заглушить слова, которые, кажется, разожгли его гнев, и когда он целует меня в ответ, проводя руками по обе стороны от моего лица, я знаю, что прорвалась. Прижимаясь лбом к его лбу, я прерываю поцелуй ради воздуха, мое лицо все еще зажато в его ладонях.

— Прости за то, что они сделали с тобой. Из-за меня. Мне так жаль, Кадмус. Если бы я могла украсть у тебя немного боли, я бы сделала это.

— Ты бы могла? Услышав спокойствие в его голосе, я поднимаю на него глаза и замечаю, как он нахмурил брови, агонию в его глазах, где внутри него бушует невидимая битва.

Снова оказавшись в плену его рук, я изучаю трепет, пробегающий по его лицу.

— Ты боишься.

Его челюсть сдвигается, мышцы напрягаются.

— Я ничего не боюсь.

— Тогда, я боюсь. За тебя.

Он ничего не говорит в ответ, но сердитое хихиканье говорит мне, что он мне не верит.

Мне нужно, чтобы он увидел меня, а не девушку, из-за которой его отправили на пытки.

— Если ты умрешь, они победят. И я не могу позволить им победить снова. За твой счет.

— Возможно, ты забыла, с кем разговариваешь. Я не Валдис. Ядовитая ненависть все еще витает в его словах, и когда он засовывает руку за пояс моих брюк, стягивая их до бедер, я чувствую, что мои усилия ослабевают вместе с ним.

— Ты принадлежишь всем нам троим. В тебе течет кровь нашего Альфы, поэтому ты в такой же степени моя, как и его. Поглаживая ладонью мое бедро, он проводит губами по моим, но не переходит к поцелую.

— Почему еще ты так реагируешь на мои прикосновения?

— Есть ли в тебе хоть какая-то часть, которая уважает его, вообще? Больше, чем меня?

— Он, блядь, сделал это со мной! Его гневный рев эхом разносится по комнате, и я отворачиваю голову от него, вздрагивая, как будто он ударил меня по лицу.

— У него на шее такая же повязка. То, что сделали с тобой, сделали и с ним. Он страдал так же.

Внутри него идет война. Если бы ее не было, он бы уже забрал меня.

Прохладный воздух касается моего обнаженного лона, напоминая мне, что я стою обнаженная перед ним. Он, кажется, тоже помнит, стягивая штаны, чтобы высвободить свою очевидную эрекцию, которую я чувствовала прижатой ко мне через ткань. Положив руку мне на плечо, большим пальцем усиливая давление на чувствительную часть моего горла, он прижимается своим лбом к моему. Держа член в руке, он проводит кончиком по моему животу и облизывает губы. — Мне просто нужно быть внутри тебя один раз. Мне просто нужно почувствовать тебя один раз. Выкинь это нахуй из моей системы. Из моей головы.

Слезы текут по моим щекам, пока я стою здесь, ожидая, когда он войдет в меня.

— Это все, что для этого потребуется? И ты позволишь мне уйти?

— Да. Я отпущу тебя. Ты можешь быть у него. Горячее дыхание обдает мою щеку, когда он оставляет там поцелуй.

— Просто позволь мне почувствовать тебя.

В последующие секунды, в то время как его решимость заполучить меня, несомненно, подогревается моим молчанием, я думаю о Валдисе. Разочарование в его глазах. Но это не остановит эту игру. Только Кадмус может положить конец этим столкновениям, точно так же, как он это сделал в комнате наблюдения — уйдя от меня.

— Хорошо. Как бы мне ни было невыносимо уступать, я киваю головой и шмыгаю носом.

— Тогда сделай это.

Большой палец трется о мою шею, он наклоняет голову, чтобы поцеловать меня, и если Кадмус вообще способен на любовь и нежность, то это его способ показать это. Он направляет мою руку к своему члену, обхватывая его моими пальцами, и положив свою руку поверх моей, скользит моей ладонью вниз по его гладкому стволу. Его глаза на моих, сверлящих меня, когда его кончик скользит вниз по моему животу, и в тот момент, когда он выстраивается у моего входа, дверь щелкает.

Мы оба обращаем наше внимание на свет, пронизывающий комнату, где за дверью стоят солдаты Легиона в сопровождении доктора Эрикссона.

— Планы меняются. Солдаты маршируют вперед с копьями в руках, и Кадмус отталкивается от меня, пятясь в комнату, натягивая штаны.

— Что это, блядь, такое?

Я тоже подтягиваю штаны, наблюдая, как солдаты загоняют его в комнату, и когда первый охранник, пошатываясь, направляется к нему, я следую их примеру.

— Эй! Оставь его в покое!

Кадмус отбивает копье и бьет кулаком в грудь стражника,