Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что подумает Брандт, увидев, что мы забрали не только все небольшие ялики, но и пару больших лодок? Правильно. То, что лодки захвачены для того, чтобы переправить детей через реку по большому озеру и дети уже на противоположном берегу реки. Значит, он загрузит в резиновые лодки свою разведку и попробует нас догнать по воде. Никогда не поверю, что в егерской группе нет резиновых лодок с моторами, а сам Брандт со всей своей шоблой, загрузившись в большие баркасы, которые я ему любезно оставлю, отправится следом.
Конечно же некоторую часть загонщиков гауптштурмфюрер отправит вдоль берега озера, но это несколько дней пути – пока они будут добираться, мы уже в лесах растворимся. Именно поэтому он сначала попытается нас догнать разведгруппой, а затем, вцепившись и подтянув подкрепления, просто задавит нас числом.
Как он думает. Но это Карелия, а не Бавария и не Австрийские и Швейцарские Альпы. Здесь несколько другие законы, леса, озёра и люди. Здесь всё другое, и Брандт в этом очень скоро убедится.
Второй вариант… А вот его я даже обсуждать не хочу. Для нас он смертельно опасен, но, как всегда, человек предполагает, а у Бога и Божественного провидения свои расклады. Эти двое пакостников постоянно устраивают людям мелкие и не очень подлянки, а людям приходится крутиться, чтобы не предстать перед ними раньше времени и в белых тапочках.
Выспаться Степану удалось. Проснулся он сам, пожевал и устроился наблюдать. Есть со Стёпкой я не стал – после еды сразу не усну. Человеческому мотору, получившему свою порцию горючки, всегда необходимо время, чтобы переварить топливо в жизненную энергию. Соответственно, пока организм работает, сон отступает. Поэтому я завалился спать недокормленным и даже уснуть успел, накрыв лицо куском недавно постиранного мной немецкого маскхалата. И проспал минут сорок, когда началась незапланированная мной движуха.
Первыми появились две телеги с шестью полицаями. Я не ожидал от них ничего необычного, поэтому Степану особых инструкций не давал. А зря. Полицаи приехали ещё с четырьмя пленниками и остановились прямо напротив немецкого секрета.
– Ё… трах тарарах, там, пам, бум… вашу мать.
Фраза, разбудившая меня, была намного длиннее, значительно многословнее и сильно эмоциональнее. Всю я её не услышал, так как спал, но потом уже, много позже на привале, попросил Степана повторить и постарался запомнить её всю.
– Стёп! А повторить? – Спросонья я не сильно соображал, но глумливые нотки в вопросе проскользнули.
– Саш! Иди ты. Там Яковенко. – Степан, напротив, был злым и напряжённым. Голос напарника звенел как струна.
– Кто? Какой Яковенко? И давай потише. Не бренчи нервами, – уже спокойней сказал я.
Надо моего напарника иногда осаживать, а то в таком состоянии Стёпка легко в штыковую атаку побежит. И то, что у него нет винтовки со штыком, а в руках только немецкий автомат, его вряд ли остановит – «винтарь» он у кого-нибудь по пути отберёт, мимоходом прибив бывшего хозяина.
– Политрук нашей заставы. Ты что… А, да, забыл, извини, – стушевался Степан, вспомнив о моём ранении, но я уже не обращал на него внимания и, отобрав у напарника бинокль, разглядывал подъехавших полицаев, пленных и выскочивших на дорогу двоих егерей. Грамотные и очень серьёзные ребята. Угу. А вот и мой пулемёт. Вот сейчас и посмотрим, есть ли у вас рация.
Связанных пленных скоренько достали из телеги, построили короткой шеренгой и принялись быстро допрашивать, но разговор не сложился с самого начала. Политрук получил «леща» сразу после первого вопроса, красноармейцам прилетело чуть позже. Понятно. Это у егерей вместо «здрасте».
Допрос длился недолго. Политрука забили до состояния нестояния минут через десять, красноармейцы продержались чуть дольше. Да и то только потому, что первым звездюлей выхватил политрук. После чего полицаи загрузили всех четверых на телегу и повезли в деревню к тому бараку, рядом с которым пленные смолили баркасы. Егеря не торопясь вернулись обратно в траншею.
Похоже, действительно у секрета рации нет, иначе немцы оставили бы пленников у себя, а сами доложились о задержании. Значит, Брандт не считает этот секрет основным и держит его просто на всякий случай. Эта деревня слишком далеко от наших основных художеств, но она далеко по дорогам, а напрямик через леса и озёра значительно ближе, и эсэсовец этого не учитывает.
– Так, Стёпа, планы меняются. Идём в деревню, глушим полицаев. На всё про всё у нас только три часа, – сообразил я всё быстро.
Скорее всего, политрука с красноармейцами захватили недавно. Наверное, где-то недалеко есть небольшая заимка, на которой в засаде сидели полицаи, и политрук с бойцами в неё вперлись. Накрученные Брандтом полицаи, взяв пленных, даже не стали их допрашивать и сразу притащили на ближайший пост. Для отчёта о проделанной работе.
Секрету «левые» пленники тоже не сильно нужны – у них задача немного другая, но через несколько часов сюда подтянется гауптштурмфюрер со своей группой элитных волкодавов. У него в группе в броневике есть радист и рация, и ещё через пару часов сюда прибудет взвод егерей на автомашинах. В результате мы потеряем и политрука, и всех пленных – после жёсткого полевого допроса от них останутся только кровоточащие куски мяса, и их просто добьют, чтобы не возиться. А мне пленные нужны. Ну просто крайне необходимы. И живые полицаи. И пулемёт из секрета. И боеприпасы. И лодки. И продукты. И сапоги, и форма егерей. И губозакаточная машинка. Две. Нет, лучше три. И таблетки от жадности, дайте все, что есть.
До барака добрались только двое полицаев из шести. Одна телега с двумя из них заехала в третий двор, ещё двое зашли, соответственно, в шестой и восьмой дома от края деревни. Пленные работали во дворе дальнего дома, там к лесу ближе всего, и во дворе была свалена гора уже напиленных чурбаков, которые пленные и кололи.
Тем временем мы со Степаном, не слишком скрываясь, шли между берегом озера и заборами личных подворьев, справедливо рассудив, что полицаи не знают всех немцев в лицо. Форма на нас такая же, как и у егерей, а секрету мы уже не видны. Дошли до бараков и затихарились за углом последнего, в котором, по всей вероятности, держали пленников.
Телега сюда уже доехала, и полицаи, матерясь, кантовали пленников. Политрук был без сознания, а остальные трое,