— Верну, раз так сильно он нужен… — Людовик задумался. — Вчера из английских портов вышел огромный флот, больше шестидесяти вымпелов, все груженые.

— Вот, мой король, и ответ на все вопросы. Этот конвой пойдет скорее всего в Индию. Еще два конвоя уже прибывали в английские североамериканские колонии. Мы же отправили, в лучшем случае, двадцать кораблей по всем нашим колониям. Да, было больше, но я говорю про военные с пороховым зарядом, солдатами, пушками. Мы уже проиграли эту войну, простите, Ваше Величество, — Жанна замолчала, фаворитка была уверена, что сейчас разразится буря.

Людовик посмотрел на свою некогда страсть, а сейчас самого близкого друга… К черту эту глупышку Луизу!

— Пан хочет свою паненку! — сообщил король и Жанна молниеносно скинула с себя всю одежду.

*………*………*

Петербург

24 декабря 1751 года

В Иране начали происходить важные события, которые подвигали меня сильно ускориться в принятии решений. Внук знаменитого Надир-шаха Шахрох-шах начал действовать. Скорее не он, а его приближение подвигало на действие главного претендента на объединение всей территории Ирана. Вряд ли шестнадцатилетний правитель столь мудр и амбициозен, чтобы правильно выгадать время для действий. И это без скидки на то, что Шахрох-шах был еще и ослеплен.

Для окружения молодого шаха не могло являться большим секретом то, что бакинский правитель Мирза Мухаммад-хан запросил помощи у России. Тут еще и телодвижения царей Картли и Кахетии. И персы понимали, что Россия после победы над Османской империей обязательно воспользуется случаем и поводом и займет земли некогда единой и великой Персии.

Иранцы решили действовать быстро и жестко. Мирзе Мухаммаду, как и иным подобным ему ханам некогда провинций Персии, был выдвинут ультиматум. Суть требований — это признание верховной власти Шахрох-шаха. Если местный правитель согласится пойти под крыло единого полномочного по праву рождения шаха, то ему, хану, давалось обещание оставить у власти. Единственное, что ранее мятежных подданных лишали титула «хан», но назначали наместниками правителя Персии. Альтернативой была смерть.

Я в срочном порядке, как только дошли новости о деятельности Карим-хана и Шахрох-шаха, вызвал для консультаций канцлера и военных.

— Господа, у нас немного времени, нужно принимать решение. В соседнем зале дожидается Теймураз II, который прибыл через десять дней после того, как получил послание от персидского шаха [в РИ Теймураз II также успел добраться до Петербурга всего за десять дней]. Если мы не вмешаемся, уже скоро можем получить сильное государство под боком, которое займется истреблением всех тех, кто общался с нами и проявлял желание отколоться от Ирана. Это и удар по репутации, и скорая война, но уже не на наших условиях, — обрисовал я ситуацию и свое видение проблемы.

— Ваше Высочество, а Георгий Багратиони уже не рассматривается Вами как наследник царей Кахетии и Картли? — спросил Алексей Петрович Бестужев-Рюмин.

— Нет! — отрезал я.

Дело даже не в том, что Георгий был не слишком образован. Нужно было ориентироваться на реалии и не быть слишком твердолобыми. Теймураз и его сын Ираклий, как оказывается, популярны в своих странах. Нам, чтобы не получить партизанского движения или иных форм сопротивления, они были необходимы. Времени на то, чтобы воевать всерьез и надолго, просто не было. Уже сгущались тучи над Европой, и Россия никуда не денется от необходимости выступить в намечавшейся игре, но как субъект и игрок.

— Бакинский хан пока не отказался от своих просьб о помощи и поддержке, иные ханства: Казахское [ханство на северо-западе современного Азербайджана с центром в г. Газах], Карабахское, Аварское, не станут оказывать сопротивление, если мы большими силами войдем в те земли, — говорил Бестужев.

— Если мы действительно войдем большими силами, то и самой Персии может не быть. А может статься так, что у нас не станет армии. Нужно учесть, что санитарные потери будут большими. Болезни, незнание дорог, местных традиций и правил — все это может сказаться плохо, — я посмотрел на сидящих рядом Степана Федоровича Апраксина и Петра Семеновича Салтыкова. — Господа, как готовы наши войска?

Оба генерала переглянулись, но Салтыков был и главой Военной коллегии и, кроме того, генерал-фельдмаршалом. Он и докладывал:

— Еще ранее к Астрахани были переброшены две дивизии с приданными им шестью десятками пушек. По плану задействованной иррегулярной кавалерии из калмыков, башкир и нагайцев будет до десяти тысяч. По казакам не знаю, к ним отправлены вестовые, иррегуляры и еще одна дивизия — Гольштинская — в ногайских степях севернее Кавказа.

— Флот и десант? — спросил я у генерал-адмирала Михаила Михайловича Голицына.

— Вице-адмирал Иван Лукьянович Талызин на месте, командует Каспийской флотилией, — докладывал Голицын. — Четыре фрегата, сорок семь галер, три военно-транспортных корабля, до ста иных судов.

— Под иными, Михаил Михайлович, Вы полагаете с миру по сосенке? Ладьи да струги? — саркастически спросил я.

— Каждая струга перевезет три, а то и четыре десятка солдат, Ваше Высочество, — парировал Голицын. — Мы можем перевезти почти дивизию.

— Это хорошо, господа, — сказал я и задумался. Нужно принимать решение, но что-то саднило, не давало решиться. — Я ознакомился с планом компании, не с моим малым опытом влезать, но то, что есть недочеты, очевидно. Продовольствия недостаточно, не стоит рассчитывать на то, что войска будут кормиться на землях, где им придется воевать. Также следует укрепить направление к Северу от гор Кавказа. Дагестанцы и авары — добрые воины, но не станут идти в лобовые атаки. Посему дозволяю привлечь моих казаков и два Воронежских полка. Также полк кирасир, но один.

Наступила пауза, я осмотрел всех собравшихся. Особой решимости ни у Апраксина, ни у Салтыкова с Голицыным я не увидел. Так, обыденность, работа. Надеюсь, тут больше профессионализма, чем «пофигизма» и шапкозакидательства.

— Господа, если добавить нечего, прошу оставить меня и дождаться решения за дверью, — сказал я и встал, показывая, что разговор закончен.

Я еще раз сегодня обсужу с военными и флотскими операцию более детально, с упором на логистику и снабжение. Нету никаких серьезных баз с магазинами рядом с предполагаемым театром военных действий, не заключены дополнительные контракты на поставку фуража и провианта, пороха и оружия. Это хорошо, что пеммикана и чуньо уже достаточно накопилось в Люберцах, и нужно там разгружать склады. Да и масла можно подкинуть, послать письмо Неплюеву в Оренбург и Мясникову, чтобы поспособствовали и скупили то, что найдут для снабжения армии. Да, эти продукты придут уже позже, когда, надеюсь, наши войска будут протаптывать тропинки к югу от Картли и Кахетии. В случае же, если армия завязнет в боях, будет тогда откуда пополнять интендантские телеги.

— Ваше Императорское Высочество, — в кабинет зашел уже в годах, но статный мужчина, назвать которого стариком язык не повернется.

Подтянутый, темноволосый, с выдающимся носом, с яркими карими глазами, в которых читалась решимость.

— Царь Кахетии, я приветствую Вас, — я намеренно упустил обращение «Ваше Величество», которое поставило бы меня в более низком статусе, чем мой гость.

Да и кто к кому пришел просить? И сколько подданных у царя Кахетии? Сто тысяч? Чуть больше? Даже без чванства, но это уровень крупного русского помещика.

— Я благодарен Вам, Ваше Высочество, что столь скоро меня приняли, — сказал Теймураз и лишь обозначил поклон [в РИ Теймураз в 1752 году посылал посольство в Петербург, в 1760 году прибыл сам, долго ждал ответов, но после встречи с канцлером М. И. Воронцовым, который утолил любопытство царя, умер в российской столице].

— Ситуация не терпит отлагательств. Вы могли заметить, что из моего кабинета вышли генералы. Несложно догадаться, что мы обсуждали, — я посмотрел на своего собеседника, хотел увидеть настроение, прежде чем делать предложение. — Вы остаетесь царем, но приносите присягу России. С Вашим сыном так же. Потомки станут князьями, и среди них будет избираться генерал-губернатор, так будет именоваться должность наместника российского императора. Может статься, что ваши внуки и правнуки будут не способны к управлению или выберут иные занятия, не связанные с государственным управлением, тогда российский самодержец примет соответственное решение.

Я замолчал. Было видно, как меняется решительность в глазах Теймураза по мере того, как переводчик ему переводил мои слова.

— Если я откажусь? — спросил он через некоторое время.

— Это политика, царь Кахетии, а политика не знает сантиментов. Я и так предложил Вам немало: войти в большое и сильное государство, которое не только защитит Ваш народ,