кружевов, а тут пока «будет ли мне уместно…» — уснуть можно. Вот не будет уместно так макать в невежество уже императора, пусть и не коронованного. Лучше бы через два месяца подготовили коронацию, тут я и миллиона не пожалею… шуваловского. Ха!

— Хорошо, господин Вист, я могу повторяться, но спрошу еще раз, что требуется от меня. — сказал я, данная ситуация начинала меня напрягать.

— Сущие пустяки, Ваше Величество, сущие пустяки. Позвольте мне покинуть Вас буквально на мгновение, — сказал архитектор и стал ждать моей реакции.

Я чуть брезгливо взмахнул рукой в направлении двери, и Александр Вист, успев буквально за пару секунд три раза поклониться, умчался прочь.

Не успел я подумать, насколько этот непризнанный гений (ведь так он о себе думает) — странноватый человек, как тот уже вернулся с небольшой стопкой листов в руках.

— Ваше Величество, вот здесь черновик сценария спектакля погребения. Господин асессор Степан Решетов уже набросал основную мизансцену действий, — сказал преисполненный гордостью Александр.

— Господин Вист, я, признаюсь, удивлен. Прошло не более шести часов, как моя тетушка преставилась. Мало того, что уже назначена и собрана Печальная комиссия, так уже и имеется сценарий.

Вист смущенно склонил голову, отчего я понял, что данный сценарий был заранее написан. Ни ругать, ни в чем-то обвинять непризнанного архитектора, который хочет войти в историю, устроив поистине «великолепное празднество» погребения государева, я не собирался. В конце концов, ни для кого смерть Елизаветы Петровны не стала откровением и неожиданностью.

— Я должен это подписать? — спросил я.

— Если на то будет Ваша воля, Государь.

— Что еще? — задал вопрос я, стараясь как можно быстрее отделаться от, как мне казалось, назойливого организатора.

Безусловно, все эти цвета выездов, количество гвардии, стоящей вдоль последнего пути государыни, цвет плюмажей и попон, масти коней, количество атрибутов, корон и все прочее, и прочее, и прочее — должно занимать и волновать человека этой эпохи, тем более, скорбящего родственника. Но я — не он. Меня волнует в данных обстоятельствах больше то, что еще целых два месяца мне необходимо ждать принятия решения по коронации и полному узакониванию своего статуса Императора.

Я подписал сценарий, будучи уверенным, что ничего дурного в спектакле погребения не будет. По крайней мере, того, что могло бы шокировать общество.

— Вот еще, Ваше Величество. Это прошение привлечь художника Александра Кокоринова к убранству печальной залы. Государь, это нужно было бы сделать уже сегодня, но, прошу меня простить, так как обстоятельства, на кои я не мог повлиять, распорядились иначе. Дело в том, что многие атрибуты погребального обряда, которые использовались еще при захоронении Анны Иоанновны, находятся в цейхгаузах Адмиралтейской и Петропавловской крепостей, — сказал устроитель церемонии погребения и потупил взор, демонстрируя чувство вины.

— Господин, Вист, а не подготовить ли Вам бумагу, а я ее непременно подпишу, что Вы сами будете вправе принимать решения по погребению моей тетушки. Единственное, что хотелось бы добавить… если что-то пойдет не так, и погребение не состоится в указанные сроки, то в тот день, когда будет погребена моя тетушка, я обязательно приду и на Вашу могилу, — сказал я и жестко посмотрел на архитектора. — И еще, Вы всем, даже своим родичам, будете говорить, как скорбит и упивается горем новый император по почившей тетушке. Ну а господин Степан Иванович Шешковский присмотрит за тем, чтобы Вы не говорили лишнего. На сим я Вас не задерживаю, жду требуемых бумаг и отдачи в работе.

Александр Вист ушел, а я задумался над тем, как правильно сыграть роль скорбящего племянника. Нужно что-то этакое, чтобы общество не имело даже шанса обвинить меня в бессердечности, а то и недолго до обвинений в доведении Елизаветы до болезни и смерти. Уже и так несколько громких глоток пришлось «увещевать» в застенках Тайной канцелярии. Благо это были офицеры до капитана, иначе аресты могли наделать немало шума.

Думал, думал и надумал… Музыка, только она поможет показать всю скорбь и боль в сердце.

В голове сразу всплыли три произведения, которые, благодаря сознанию Карла Петера, уже представлялись в виде нотного стана.

Первым произведением был плагиат Траурного марша Шопена. Пожалуй, это самая часто исполняемая композиция на всех похоронах людей любого статуса и положения. Для нынешнего времени это творение новаторское, смелое. Впрочем, о чем это я? Все три произведения очень смелые.

Второе творение, от которого точно будут плакать все мало-мальски образованные люди планеты, — это «Аве Мария» Франца Шуберта. Конечно же, это не будет та самая молитва, иначе клеймо паписта на моем образе было бы не смыть ничем. Музыка — да! Это — космос! Текст же я возьму… было исполнение на русском языке, я когда-то слышал! «Образ божественный, ты — бессмертия цветок, в священном пламени навеки…» И так далее. А само творение так и назвать «Образ божественный». Так и слышится рыдание во всех европейских домах. «Ах! Какая любовь должна быть, чтобы написать такой шедевр!» — будут одни говорить. В то же время другие скажут: «В России самый просвещённый монарх!»

Насчет третьего произведения были серьёзные сомнения, связанные с тем, что я просто не найду в России такого хора, чтобы исполнить лакримозу Моцарта. На мой взгляд, там сложнейшие партии. Но музыка будет написана. Остается подобрать хороших музыкантов и дать им задание. И все, я гениален!

Самому немного противно от плагиата, но нужно, очень нужно. Иначе заклеймят, что не чту память тетушки. Нужно же заниматься делами, международная обстановка очень напряженная, нестабильная. Уже думаю, нужно ли было прямо сейчас влезать в персидские дела или обождать?

Однако в оправдание себя можно сказать, что только две недели назад и начали сыпаться новости одна за одной, когда мы уже запустили начало подготовительного этапа к персидско-грузинской кампании. Я делал расчет на медлительность этого времени, что остается еще год, а то и два до полноценного конфликта в Европе. Не верилось, что судьбоносные события начнутся в этом году. А нам и нужно всего полгода, чтобы решить основные проблемы в кавказском регионе. Если на Кавказе все будет затягиваться, то необходимо договариваться, иначе и турки, и шведы, и Фридрих, да многие сочтут момент удачным и… Вот этого «и» нельзя допустить ни в коем случае, по-тоненькому играем.

*………… *………*

Петербург

27 декабря 1751 года

Никого не удивило в Петербурге, когда две не особо приметные кареты на не самой широкой дороге проехали впритык друг к другу. Не заметили прохожие, что оба экипажа синхронно остановились, буквально на десять секунд, после чего разъехались в разные стороны.

— Господин канцлер, я уже не столь молод, чтобы, словно разбойник, прыгать из кареты в карету, — сказал человек, облаченный в плащ с капюшоном.

Английский посол Мельхиор Гай Диккенс был одет по погоде. Петербург необычно для этой поры года «плакал» ледяным дождем. Некоторые говорили, что это ангелы так рыдают по ушедшей в лучший мир императрице Елизавете Петровне. Однако все указывало, что скоро придут суровые морозы, а пока в Петербурге был сплошной лед, поэтому, если бы увидели мужчину в скрывающем лицо капюшоне, то он бы не вызвал никаких подозрений.

Инициатором данной встречи был Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. Канцлер все не решался рассказать наследнику, либо, правильней сказать, Императору, пусть и не коронованному, о том, что три недели назад в Вестминстере был подписан договор между Англией и Пруссией [В реальной истории Уайтхоллский договор или Вестминстерский был заключен 16 января 1756 года и был близок по сути к описываемому в книге]. Бестужев откровенно и сам растерялся, когда прусский посланник герцог Брауншвейгский и государственный секретарь Северного департамента граф Холдернесс сумели договориться и создать англо-прусский альянс. Складывалась настолько парадоксальная ситуация, когда Россия состояла в дружественных отношениях с двумя сторонами потенциальных противников.

До Бестужева уже дошли сведения, что французы, прекрасно осознавая, против кого англичане решили дружить с Пруссией, моментально забыли старые обиды и поспешили послать делегацию в Вену к австрийской императрице Марии-Терезии, дабы срочно вступить в союз против Фридриха. Австрийцы, судя по всему, пойдут на сделку с Францией. Окружение австрийского престола все еще не могло смириться с потерей Силезии с ее многочисленным населением, развитыми городами и сельским хозяйством.