Решающая атака началась 2 декабря. Уже из послеобеденных донесений стало очевидно, что мы столкнулись с сильной обороной русских в лесах вокруг Москвы. Русские были истинными виртуозами лесной войны, а их союзницей выступала темнота, опускавшаяся на окрестные леса уже в три часа пополудни.

Нескольким нашим подразделениям все-таки удалось проникнуть на окраины Москвы, но там они были встречены толпами рабочих с заводов и фабрик, которые, не имея оружия, шли на нас с молотками и лопатами.

Ночью русские контратаковали те части, которым удалось проникнуть в глубь их обороны. Утром командиры корпусов, участвовавших в наступлении, доложили, что считают дальнейшее продвижение невозможным. Фон Клюге и я имели долгую беседу, после чего он решил отвести назад слишком выдвинувшиеся вперед части. К счастью, русские вовремя не обнаружили отхода, поэтому нам удалось вывести людей и технику в относительном порядке. После двух дней боев наши потери оказались настолько большими, что это не могло не тревожить.

Решение о выводе оказалось очень своевременным и позволило избежать самых ужасных последствий общего контрнаступления, начатого русскими, в которое маршал Жуков бросил сто дивизий. Под давлением, противостоять которому было почти невозможно, наше положение с каждым часом становилось все более опасным. В конце концов даже Гитлер понял, что мы не сможем остановить русских, и дал неохотное разрешение на отход. Мы не имели достоверной информации о резервах русских – они их слишком хорошо прятали».

Таким был конец попытки Гитлера взять русскую столицу. Ни один немецкий солдат больше не имел возможности взглянуть на Кремль – только пленные.

Когда стало очевидно, что Москва недоступна, а зима окончательно вступила в свои права, немцев охватил страх. Все указывало на то, что гитлеровскую армию ожидает такая же судьба, как великую армию Наполеона.

Следует отметить, что в эти тяжелые часы именно решение фюрера «не отступать» предотвратило распространение паники. Можно считать это свидетельством железной воли и крепких нервов, хотя на деле, скорее всего, было проявлением лишь тупого упрямства. Оно было принято вопреки советам генералов.

Гитлер сумел преодолеть назревавший кризис, но это стало началом конца. Летом 1942 года он снова устремился в глубь России. Но очень скоро в очередной раз он сбился с пути. Немцы не сумели взять Сталинград, потому что взоры фюрера были обращены в сторону Кавказа. Затем он потерял Кавказ и предпринял запоздавшую и неудачную попытку все-таки взять Сталинград.

С наступлением зимы он снова вспомнил о Москве. На этот раз следствием явилась катастрофа, от которой он так никогда и не оправился. Но даже тогда он еще мог начать затяжную войну, рассчитанную на изнеможение противника, укрепившись на обширном пространстве, которое ему удалось занять. Но он упорно придерживался мнения, что отступать нельзя, чем и ускорил падение Германии.

Из всего того, что мне говорили генералы, становится ясно, что немецкие армии, получив решительный отпор под Москвой в декабре 1941 года, оказались в серьезной опасности. Генералы настаивали, чтобы Гитлер отдал приказ отвести войска назад и оборудовать зимние позиции. Они подчеркивали, что войска не имеют практически ничего для ведения военных действий в условиях суровой зимы. Однако Гитлер отказывался слушать. Его категорический приказ гласил: «Армия не должна отступать ни на шаг. Каждый солдат обязан сражаться там, где находится в настоящий момент».

Казалось, следствием должна была стать неминуемая катастрофа. Однако последующие события показали, что его решение в тот момент было единственно верным. Вот что поведал генерал фон Типпельскирх, командовавший на Восточном фронте сначала корпусом, потом армией. «Фронтальная оборона стала значительно сильнее, чем была в войне 1914–1918 годов. Русские никак не могли прорвать наш фронт. Хотя они сумели обойти нас с флангов, но не обладали нужным опытом и средствами, чтобы удержать свое преимущество. Мы старались закрепиться в городах, являвшихся узлами автомобильных и железных дорог, – такова была идея фюрера – и в конце концов заняли прочные позиции. Положение было спасено».

Сейчас многие генералы думают, что в тех обстоятельствах решение Гитлера было наиболее правильным, хотя в то время и не были с ним согласны. «Это была его несомненная и великая заслуга, – вспоминал Типпельскирх. – Солдаты никогда не забывали о судьбе, постигшей армию Наполеона во время отступления из Москвы. Наше отступление, если бы началось, могло превратиться в неконтролируемое паническое бегство».

Другие генералы это подтвердили. Но Рундштедт язвительно заметил: «Именно действия Гитлера привели к созданию столь опасной ситуации. Ничего бы не произошло, если бы он позволил вывести войска вовремя».

Косвенное подтверждение этой позиции прозвучало в рассказе Блюментрита о происходившем на Московском фронте в декабре 1941 года. Из него следовало, что непоколебимая решимость Гитлера удержать свои войска под Москвой, в сочетании с общей нестабильностью и непредсказуемостью его командования, стала причиной ненужных жертв.

«После окончательной остановки под Москвой генерал фон Клюге предложил верховному командованию разумное решение – вывести войска на Угру, что между Калугой и Вязьмой, где уже частично была создана линия обороны. Последовало длительное обсуждение в ставке Гитлера, но все– таки мы получили неохотное разрешение. А тем временем русские не прекращали контратаковать, особенно на флангах. Только мы начали выводить войска, как поступил категорический приказ фюрера: «4-я армия не должна отойти назад ни на шаг».

Наше положение все время ухудшалось, потому что танковые части Гудериана находились в отдалении от нашего правого крыла, под Тулой, и их следовало вывести из затруднительного положения прежде, чем начинать общий отвод войск 4-й армии. Задержка послужила причиной дальнейшего обострения ситуации. Русские атаковали Гудериана и отбросили его части за Оку. В то же самое время танковые соединения Хёпнера на левом крыле подвергались сильной атаке русских, которые вот-вот могли обойти их с фланга.

В результате 4-я армия оказалась изолированной на выдвинутой вперед позиции. Угроза окружения стала весьма реальной. Реки замерзли и больше не были препятствием для ударов русских. Вскоре опасность стала еще более острой – русский кавалерийский корпус обошел с тыла наш правый фланг. В этом корпусе, помимо собственно кавалеристов, были пехотинцы, собранные из подмосковных деревень (в армию шли все, кто мог держать оружие).

В таком невеселом положении 24 декабря находилась 4-я армия. Причиной его был только запрет фюрера на временное отступление. Мой командир фон Клюге 15-го отбыл сменить заболевшего Бока, а я остался командовать армией. Рождество мы встретили в маленькой деревянной хижине – нашем штабе в Малоярославце, не выпуская из рук автоматов. Вокруг слышалась стрельба. Когда мы уже уверились, что ничто не спасет нас от окружения, выяснилось, что русские двигаются на запад, а вовсе не поворачивают на север, чтобы выйти к нам в тыл. Они упустили прекрасную возможность.