А вот устроивший резню юноша оказался слаб духом. Нет, он не отвечал на вопросы, но видно было, что расставание с бренным телом радостным событием для него не является. Всё-таки резать других и быть разрезанным на куски самому — совершенно разные виды удовольствий, из которых каждый может выбрать лишь что-то одно. Сторонники лжепророка выбирали последнее, молодой убийца хорошо проявил себя только в первом. И Ерфу фан Гассан твёрдо намеревался выяснить подробности того, как тщедушный юноша это сделал.

— Скажи ему, что я хочу знать всё про тот меч, — обратился Мясник к помогавшему ему темнокожему психику. — Иначе он лишится не только ногтей, ноздрей, губ и части своих чудных ушек, но также останется без мужского достоинства. Станет кастратом, лишится возможности продолжить свой род навсегда.

Не дожидаясь, пока Амино Даме переведёт угрозу на язык нечестивцев, Ерфу фан Гассан щёлкнул длинным когтями в паре сантиметров от самой драгоценной части тела каждого мужика. Мясник догадывался, что юноша всё равно ничего ценного ему не расскажет. Но знал, что юнец очень горько пожалеет о своём демонстративном упорстве.

Которое не продержится сегодня даже до вечера.

* * *

Проснувшихся под Древом Незнания ератофанцев и оноишров никто не пытал. Не бил, не оскорблял и даже насильно никого не удерживал. Рисхарт Сидсус просто сел перед похитителями, приковывая внимание бывалых вояк своим совершенно неземным видом, доброжелательной улыбкой и взглядом.

Последний Мессия стал очень дружелюбно разговаривать с иноземцами, рассказывая каждому мужчине все его проблемы, как будто Рисхарт знал чужаков с раннего детства:

— Вот ты, да-да, ты, воин, всегда жаждал добиться одобрения строгого отца, который считал ласку и похвалу ребёнка недопустимыми. Будучи бедным потомственным рыцарем, твой отец изо дня в день повторял: мужчина должен быть суровым, его лицо обязано казаться каменным едва ли не с младенческих лет. Плач, смех и шалости — только для девочек, улыбки допустимы лишь по случаю победы над врагом, эти же победы являются единственным поводом радости. Борись, побеждай, и так покуда время не ослабит твои мышцы и кости! Никакой нежности — это слабость.

Здоровенный мужчина с загорелым лицом, иссечённым бесчисленными шрамами, внимательно слушал суждения Рисхарта. Внимал каждому слову пророка не пререкаясь, поскольку все сведения о закалённом бойце были правдой.

— Твой отец, лишившийся в военном походе правой руки, жестоко наказывал тебя, твоих братьев, сестёр и собственных жён по каждому поводу и без повода. Он требовал тотального подчинения, беспрекословного послушания! Вечная борьба, постоянная боль. Ты вырос с такими установками, считал это нормой. Война — смысл жизни, послушание старшему — основа всего.

Рисхарт Сидсус печально улыбнулся напряжённому воину:

— Но я говорю, что единственный смысл жизни — любовь. Не к родной стране — её властители никогда не оценят твоего самопожертвования. Не к конкретной женщине — она всегда будет хотеть больше, чем может дать ей мужчина. Не к своим детям — они созданы из тебя, они плоть от плоти твоей, но они отдельные личности, у них собственный путь. Я говорю про любовь к своим ближним в целом, про чувство связи всех душ, про истинное единство на самом тонком, едва ощутимом, однако единственном реально существующем уровне. Побеждая врагов, ты побеждаешь в конце концов и себя, но помогая ближнему, ты приносишь своей душе пользу! Смыслом нужно сделать вот такую любовь, а не битву.

В иной обстановке подобная речь вызвала бы среди суровых вояк глубочайшее презрение и насмешки, но любой опытный проповедник знает, что подача материала намного важнее его содержания. То, как ты говоришь, зачастую затмевает собой то, что ты говоришь, а в нынешней ситуации всё располагало к максимальной душевности, искренности. Никто из сидящих вокруг «гостей» гиликов не относился к похитителям своих товарищей как к врагам. Заблудшим душам хотели помочь, а не мстить за вред и обиды.

Даже непонимающие гилийскую речь ератофанцы чувствовали к себе неоправданно тёплое отношение. Просили оноишров перевести слова Рисхарта, внимательно слушали и наблюдали за мимикой Последнего Мессии. Им внушали, что он лжепророк, безумец, отрицающий здравый смысл, но теперь они понимали, что только этот человек и говорит правду.

Рисхарт Сидсус не говорил сегодня про Демиурга, про погибшую Вселенную и Великий Обман. Он извлекал из каждого потаённые чувства, раскрывал людям глаза, сердце и душу. Словно целитель, только не тела, а духа, он лечил детские и подростковые травмы, о которых суровые мужи давно позабыли, но которые слепили из них то, чем они в настоящее время являлись.

Весь день Последний Мессия плотно работал с каждым из воинов, «гостей» напоили дефицитной водой из резервуара, дали вкусить освящённые пророком плоды Древа Незнания. К похитителям были направлены волны любви и заботы, к вечеру никто из новообращённых последователей не хотел уходить. Рисхарт уложил их своей мелодией спать.

Этой ночью, в дополнение к барабанному бою и заготовленными повязками на глаза, нагрянувшие похитители снова заткнули воском уши, чтобы не подпасть под чары мелодии Рисхарта. Но Последний Мессия больше не волновался о пастве. Он посадил ростки и знал, что скоро состав его последователей кардинальным образом поменяется. К нему начнут приходить не гилики, но ератофанцы и оноишры.

Рисхарт Сидсус исцелит всех.

Глава 8. Изменение взглядов

Люди презирают не столько порок, сколько слабость и несчастье.

Готфрид Лейбниц

Дицуда хотел умереть.

Нет, он не просто абстрактно хотел уйти в иной мир, он мечтал о смерти, ибо видел в ней единственное избавление от мучений. Ведь его изуродованное тело никогда не излечится, даже если ему каким-то образом удастся вырваться из плена живым. У него нет и не может больше быть будущего, искалеченный кусок плоти становился после каждого подхода живореза всё более бесполезным.

Демон по прозвищу Мясник любил перед каждой новой порцией пыток демонстрировать Дицуде его отражение в зеркале. Показывал, чего юноша лишился за предыдущий сеанс и подробно описывал, что ждёт его в ближайшее время. Здесь даже не особо требовались услуги темнокожего переводчика, язык жестов и мимика живореза были красноречивее любых слов. Ежедневный ужас без надежды на прекращение пыток…

Дицуда был юн и слаб, но он прекрасно понимал, что